Что привлекает в хозяевах вишневого сада. Старые владельцы вишневого сада

Распалась связь времен…

В. Шекспир

В одной из книг, посвященных творчеству А. П. Чехова, я прочитала о том, что образ Гамлета помогал ему многое понять в облике его современников. Литературоведы много внимания уделили этому вопросу, я же отмечу то, что поразило меня в пьесе “Вишневый сад”, этой “лебединой песне” великого драматурга: подобно принцу датскому, герои Чехова ощущают свою затерянность в мире, горькое одиночество. На мой взгляд, это относится ко всем персонажам пьесы, но прежде всего - к Раневской и Гаеву, прежним хозяевам вишневого сада, оказавшимся “лишними” людьми и в собственном доме, и в жизни. В чем же причина этого? Мне кажется, что каждый герой пьесы “Вишневый сад” ищет жизненную опору. Для Гаева и Раневской ею является прошлое, которое опорой быть не может. Никогда Любовь Андреевна не поймет своей дочери, но ведь и Аня никогда не осознает по-настоящему драму матери. Лопахин, который горячо любит Любовь Андреевну, никогда не сможет понять ее пренебрежительного отношения к “практической стороне жизни”, но ведь и Раневская не желает пустить его в мир своих чувств: “Милый мой, простите, вы ничего не понимаете”. Все это несет в пьесе особый драматизм. “Старая женщина, ничего в настоящем, все в прошлом”, - так характеризовал Раневскую Чехов в своем письме Станиславскому.

Что же в прошлом? Молодость, семейная жизнь, цветущий вишневый сад - все это кончилось. Умер муж, имение пришло в упадок, возникла новая мучительная страсть. А затем случилось непоправимое: погиб сын Гриша. Для Раневской чувство утраты соединилось с чувством вины. Она бежит из дома, от воспоминаний, то есть пытается отказаться от прошлого. Однако нового счастья не получилось. И Раневская делает новый шаг. Она возвращается домой, рвет телеграмму от своего любовника: с Парижем кончено! Однако это всего лишь еще одно возвращение к прошлому: к своей боли, к тоске, к своему вишневому саду. Но дома, где ее преданно ждали пять “парижских лет”, она чужая. Все ее за что-то осуждают: за легкомыслие, за любовь к негодяю, за монету, отданную нищему.

В перечне действующих лиц Раневская обозначена одним словом: “помещица”. Но эта помещица никогда не умела управлять своим поместьем, не смогла спасти любимый вишневый сад от гибели. Роль помещицы “отыграна”.

Но ведь Раневская еще является и матерью. Однако эта роль также в прошлом: Аня уходит в новую жизнь, где нет места Любови Андреевне, даже серенькая Варя сумела устроиться по-своему.

Вернувшись, чтобы остаться навсегда, Раневская лишь завершает свою прошлую жизнь. Все ее надежды на то, что дома она будет счастлива (“Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не смогла смотреть из вагона, все плакала”), что будет снят “с плеч... тяжелый камень”, напрасны. Возвращения не состоялось: в России она лишняя. Ни поколение современных “деловых людей”, ни романтическая молодежь, вся устремленная в будущее, не могут понять ее. Возвращение в Париж - пусть мнимое, но все же спасение, хотя это возвращение в еще одно прошлое. А в любимом вишневом саду Раневской стучит топор!

Гаев является еще одним персонажем, которого можно отнести к категории “лишних людей”. Леонид Андреевич, человек немолодой, большую часть жизни уже проживший, похож на состарившегося мальчика. Но ведь сохранить юную душу мечтают все люди! Почему же Гаев порой раздражает? Дело в том, что он попросту инфантилен. Не юность с ее романтикой и мятежностью сохранил он, а беспомощность, поверхностность.

Звук бильярдных шаров, подобно любимой игрушке, может мгновенно излечить его душу (“Дуплетом... желтого в середину...”).

Кто же является настоящим хозяином жизни в этом мире?

В отличие от прежних обладателей вишневого сада, чьи чувства устремлены в прошлое, Лопахин - весь в настоящем. “Хам”, - однозначно характеризует его Гаев. По мнению Пети, у Лопахина “тонкая и нежная душа”, а “пальцы, как у артиста”. Интересно, что оба правы. И в этой правоте заключен парадокс образа Лопахина.

“Мужик мужиком”, несмотря на все богатство, которое он заработал потом и кровью, Лопахин непрерывно работает, находится в постоянной деловой горячке. Прошлое (“Мой папаша был мужик.., меня не учил, а только бил спьяна...”) отзывается в нем дурацкими словечками, неуместными шутками, засыпанием над книгой.

Но Лопахин искренен и добр. Он заботится о Гаевых, предлагая им проект спасения от разорения.

Но именно здесь и завязывается драматический конфликт, который заключается не в классовом антагонизме, а в культуре чувств. Произнося слова “снести”, “вырубить”, “почистить”, Лопахин даже не представляет, в какой эмоциональный шок повергает он своих бывших благодетелей.

Чем активнее Лопахин действует, тем глубже становится пропасть между ним и Раневской, для которой продажа сада означает смерть: “Если уж так нужно продавать, то продавайте и меня с садом”. А в Лопахине нарастает чувство какой-то обделенности, непонятости.

Вспомним, как ярко проявляются прежние и новые хозяева жизни в третьем действии пьесы. В город, на торги, уехали Лопахин и Гаев. А в доме веселье! Играет маленький оркестр, но платить музыкантам нечем. Решается судьба героев, а Шарлотта показывает фокусы. Но вот появляется Лопахин, и под горький плач Раневской слышатся его слова: “Я купил!.. Пускай все, как я желаю!.. За все могу заплатить!...”. “Хозяин жизни” мгновенно превращается в хама, который кичится своим богатством.

Лопахин делал все, чтобы спасти хозяев вишневого сада, но у него не хватило элементарного душевного такта поберечь их достоинство: ведь он так торопился очистить от “прошлого” площадку для “настоящего”.

Но торжество Лопахина кратковременно, и вот уже в его монологе слышится иное: “О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь”.

Вот и закончилась жизнь вишневого сада под “звук лопнувшей струны, замирающий и печальный”, и началось бессмертие “грустной комедии” великого русского драматурга, волнующей сердца читателей и зрителей вот уже сто лет.

Старые владельцы вишневого сада. У Чехова, в отличие от многих его предшественников, нет центрального героя, вокруг которого строился бы сюжет. Все персонажи даны в сложном взаимодействии, и ни одного из них, кроме Яши, нельзя охарактеризовать однозначно. Особенно сложен образ Раневской.

Одни воспринимают Раневскую как выразительницу настроений загнивающего дворянства, пустую, взбалмошную женщину, запутавшуюся в своей личной жизни. Другие считают, что это образ трагический, потому что вызывает жалость к безысходной и горькой судьбе героини.

Любовь Андреевну любят все действующие лица: и родные, и Лопахин, и слуги. И она, казалось бы, тоже любит всех. Ее ласковая улыбка, нежные слова адресованы всем без исключения, даже комнате: «Детская, милая моя, прекрасная комната…» Но уже в первом действии наше восприятие этой милой и обаятельной женщины меняется. Любовь Андреевна говорит: «Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, все плакала… Однако же, надо пить кофе». При всем самом добром отношении к Раневской чувствуешь неловкость за столь резкий и неожиданный переход от возвышенных речей к кофе. А вслед за этим идет еще один многозначительный эпизод. На слова Гаева о том, что умерла няня, Любовь Андреевна, попивая кофе, замечает: «Да, царство небесное. Мне писали». Сухость героини в этом эпизоде поразительна: для детской у нее нашлись более теплые слова.

Настроение Раневской меняется чуть ли не мгновенно. Она то плачет, то смеется, то остро ощущает нависшую угрозу, то тешит себя беспочвенными надеждами на чудесное спасение. Очень важна в этом отношении сцена бала в третьем действии, устроенного по настоянию Раневской в день торгов. Мысли ее все время там, в городе, на аукционе, она не может забыть о судьбе вишневого сада ни на минуту, но вслух говорит о чем-то другом, необязательном, случайном. В этом вся Раневская.

Ее легкомыслие сказывается и в личной жизни. Как могла она полюбить такого недостойного человека, оставив ради него двенадцатилетнюю дочь?

Однако справедливость требует признать, что в любви Раневская ведет себя благородно: когда ее избранник заболел, она «три года не знала отдыха ни днем ни ночью». И теперь «он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство?» Как видим, не о себе думает Любовь Андреевна. Она бросается на помощь, как бросаются, не раздумывая, к погибающему. Спасет ли она его? Скорее всего, нет, как не спасли они с Гаевым и вишневый сад.

Лопахин все удивлялся: почему они так равнодушны к судьбе имения, почему ничего не предпринимают, почему не спешат вырубить вишневый сад и добыть при этом много денег? «Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал», - говорит он.

Да, неделовые они люди, Раневская и Гаев. Хорошо это или плохо? Их поведение кажется Лопахину странным с позиции трезвого расчета. Действительно, почему они так и не приняли его предложения? Для Лопахина уничтожение вишневого сада разумно и целесообразно, потому что выгодно. Но он никак не может понять, что в данном случае выгода не имеет для Раневской и Гаева решающего значения.

Старые владельцы вишневого сада имеют одно несомненное преимущество, которое возвышает их над всеми другими персонажами: они понимают, что такое вишневый сад, они чувствуют свою причастность к красоте, твердо сознавая, что красота не продается. И все-таки они не уберегли вишневого сада. И нам очень жаль Раневскую и ее брата, которые теряют все. В самом конце пьесы мы видим потрясающую сцену. Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. «Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали». Гаев в отчаянии повторяет только два слова: «Сестра моя, сестра моя!» Вишневый сад олицетворял для них молодость, чистоту, счастье. Что ждет их впереди? Вряд ли Гаев сможет работать. А Раневская оченьбыстро истратит деньги, присланные бабушкой. Что будет потом? Страшно себе представить. Потому-то, зная, что они сами виноваты во всем, мы все-таки жалеем их и плачем вместе с ними.

Прототипами Раневской, по свидетельству автора, были русские барыни, праздно жившие в Монте-Карло, которых Чехов наблюдал за границей в 1900 году и в начале 1901 года: «А какие ничтожные женщины... [о некоей даме. — В. К.] “она живет здесь от нечего делать, только ест да пьет...” Сколько гибнет здесь русских женщин» (из письма О. Л. Книппер).

Вначале образ Раневской кажется нам милым и привлекательным. Но затем он обретает стереоскопичность, сложность: обнаруживается легковесность ее бурных переживаний, преувеличенность в выражении чувств: «Я не могу усидеть, не в состоянии. (Вскакивает и ходит в сильном волнении.) Я не переживу этой радости... Смейтесь надо мной, я глупая... Шкафик мой родной. (Целует шкаф.) Столик мой...» В свое время литературовед Д. Н. Овсянико-Куликовский даже утверждал, имея в виду поведение Раневской и Гаева: «Термины “легкомыслие” и “пустота” применяются здесь уже не в ходячем и общем, а в более тесном — психопатологическом — смысле, поведение этих персонажей пьесы “несовместимо с понятием нормальной, здоровой психики”». Но в том-то и дело, что все персонажи пьесы Чехова — это нормальные, обычные люди, только их обычная жизнь, быт рассматриваются автором как бы через увеличительное стекло.

Раневская, при том, что брат (Леонид Андреевич Гаев) называет ее «порочной женщиной», как ни странно, вызывает уважение и любовь у всех персонажей пьесы. Даже лакею Яше, на правах свидетеля ее парижских тайн вполне способного на фамильярное обращение, не приходит в голову быть с ней развязным. Культура и интеллигентность придали Раневской очарование гармонии, трезвость ума, тонкость чувств. Она умна, способна сказать горькую правду о себе самой и о других, например, о Пете Трофимове, которому она говорит: «Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить... “Я выше любви!” Вы не выше любви, а просто, как вот говорит наш Фирс, вы недотепа».

И все же в Раневской многое вызывает симпатию. При всей безвольности, сентиментальности ей свойственна широта натуры, способность к бескорыстной доброте. Это привлекает Петю Трофимова. И Лопахин о ней говорит: «Хороший она человек. Легкий, простой человек».

Двойником Раневской, но личностью менее значительной, является в пьесе Гаев, не случайно в списке действующих лиц он представлен по принадлежности к сестре: «брат Раневской». И он способен иногда говорить умные вещи, быть иногда искренним, самокритичным. Но недостатки сестры — легкомыслие, непрактичность, безволие — становятся у Гаева карикатурными. Любовь Андреевна только целует в порыве умиления шкаф, Гаев же произносит перед ним речь в «высоком стиле». В собственных глазах он аристократ самого высокого круга, Лопахина словно и не замечает и старается поставить «этого хама» на место. Но его презрение — презрение аристократа, проевшего свое состояние «на леденцах» — смешно.

Гаев инфантилен, нелеп, например, в следующей сцене:

«Фирс. Леонид Андреевич, бога вы не боитесь! Когда же спать?

Гаев (отмахиваясь от Фирса). Я уж, так и быть, сам разденусь».

Гаев — еще один вариант духовной деградации, пустота и пошлость.

Не раз было отмечено в истории литературы, ненаписанной «истории» читательского восприятия произведений Чехова, что он будто бы испытывал особое предубеждение к высшему свету — к России дворянской, аристократической. Эти персонажи — помещики, князья, генералы — предстают в рассказах и пьесах Чехова не только пустыми, бесцветными, но подчас неумными, дурно воспитанными. (А. А. Ахматова, например, Чехова упрекала: «А как он описывал представителей высших классов... Он этих людей не знал! Не был знаком ни с кем выше помощника начальника станции... Неверно все, неверно!»)

Однако вряд ли стоит усматривать в этом факте определенную тенденциозность Чехова или его некомпетентность, знания жизни писателю было не занимать. Дело не в этом, не в социальной «прописке» чеховских персонажей. Чехов не идеализировал представителей никакого сословия, никакой социальной группы, он был, как известно, вне политики и идеологии, вне социальных предпочтений. Всем классам «досталось» от писателя, и интеллигенции тоже: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже тогда, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр».

С той высокой культурно-нравственной, этико-эстетической требовательностью, с тем мудрым юмором, с которыми Чехов подходил к человеку вообще и его эпохе в особенности, социальные различия теряли смысл. В этом особенность его «смешного» и «грустного» таланта. В самом же «Вишневом саде» нет не только идеализированных персонажей, но и безусловно положительных героев (это относится и к Лопахину («современной» Чехову России), и к Ане и Пете Трофимову (России будущего).

Пьеса «Вишневый сад» была создана Чеховым в 1903 году. Ос­новная ее тема - гибель дворянского гнезда в результате распада

экономики и психологии дворянства. Характеры и настроения ухо­дящего с исторической сцены класса воплощены в пьесе в образах Раневской и Гаева.

Перед нами - типично «дворянское гнездо», усадьба, окружен­ная старым вишневым садом. «Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо!..» - восторженно говорит героиня пье­сы Раневская.

Дворянское гнездо это доживает последние дни. Имение не толь­ко заложено, но и перезаложено. Вскоре, в случае неуплаты про­центов, оно пойдет с молотка. Что вообще представляют собой эти последние хозяева вишневого сада, живущие больше прошлым, чем настоящим?

В прошлом - это богатая дворянская семья, которая ездила в Париж на лошадях и на балах которой танцевали генералы, бароны, адмиралы. Раневская имеладачу даже на юге Франции, в Ментоне.

Прошлое напоминает Раневской цветущий вишневый сад, ко­торый предстоит продать за долги.

Лопахин предлагает владельцам имения верное средство спасти усадьбу: разбить вишневый сад на участки и сдавать в аренду под дачи.

Но с точки зрения их барских понятий это средство кажется им недопустимым, оскорбительным д ля чести и фамильных традиций. Оно противоречит их дворянской эстетике. «Дача и дачники - это так пошло, простите», - барски высокомерно заявляет Раневская Лопахину. «Поэзия» вишневого сада и его «дворянское прошлое» заслоняет от них жизнь и лишает практического расчета. Лопахин правильно называет их «легкомысленными, неделовыми, странны­ми людьми».

Безволие, неприспособленность, романтическая восторжен­ность, неустойчивость психики, неумение жить характеризуют, прежде всего, Раневскую. Личная жизнь этой женщины сложилась неудачно. Потеряв мужа и сына, она поселилась за границей и тра­тит средства на человека, который ее обманул и обобрал.

Жизнь так ничему и не научила ее. После продажи вишневого сада она снова уезжает в Париж, беспечно заявляя, что денег, при­сланных тетушкой, ей хватит ненадолго.

В характере Раневской на первый взгляд много хороших черт. Она внешне обаятельна, любит природу и музыку. Это, по отзывам окружающих, милая, «добрая, славная» женщина, простая и не­посредственная.

В сущности Раневская эгоистична и равнодушна к людям. В то время, как ее домашней прислуге «есть нечего», Раневская сорит деньгами направо и налево и даже устраивает никому не нужный бал.

Жизнь ее пуста и бесцельна, хотя она и много говорит о своей нежной любви к людям, к вишневому саду.

Таким же, как и Раневская, безвольным, никчемным в жизни человеком является и ее брат Гаев. Всю жизнь он прожил в имении ничего не делая. Он сам сознается, что проел свое со­стояние на леденцах. Единственное «занятие» его - бильярд. Он весь погружен в размышления о различных комбинациях бильярдных ходов: «...желтого в середину... Дуплет в угол!», «Режу в среднюю», - невпопад вставляет он во время разговоров с окружающими.

«Деловая» связь с городом выражается у него только в покупке анчоусов и керченских сельдей.

В противоположность сестре, Гаев несколько грубоват. Барское высокомерие к окружающим чувствуется в его словах «кого?» и «хам», и в репликах: «А здесь пачулями пахнет» или «Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет», бросаемых по адресу то Лопахина, то Яши.

Эти люди, привыкшие беспечно жить, не работая, не могут осмыслить даже трагизма своего положения. У Раневской и Гаева отсутствуют подлинные, глубокие чувства. А. М. Горький тонко отмечает, что «слезоточивая» Раневская и ее брат - это люди «эгоистичные, как дети, и дряблые, как старики. Они опоздали вовремя умереть и ноют, ничего не видя вокруг себя, ничего не понимая».

И Раневская, и Гаев в сущности не любят родину и живут только личными чувствами и настроениями. Раневская страстно воскли­цает: «Видитбог, я люблю родину, люблю нежно», - и вто же время неудержимо рвется в Париж. У них нет будущего. Это - последние представители вырождающегося дворянства. В пьесе «Вишневый сад» Чехов довел эту галерею образов до конца.

Старые и новые хозяева вишневого сада (По пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад»)

Распалась связь времен…

В. Шекспир

В одной из книг, посвященных творчеству А. П. Чехова, я прочитала о том, что образ Гамлета помогал ему многое понять в облике его современников. Литературоведы много внимания уделили этому вопросу, я же отмечу то, что поразило меня в пьесе “Вишневый сад”, этой “лебединой песне” великого драматурга: подобно принцу датскому, герои Чехова ощущают свою затерянность в мире, горькое одиночество. На мой взгляд, это относится ко всем персонажам пьесы, но прежде всего - к Раневской и Гаеву, прежним хозяевам вишневого сада, оказавшимся “лишними” людьми и в собственном доме, и в жизни. В чем же причина этого? Мне кажется, что каждый герой пьесы “Вишневый сад” ищет жизненную опору. Для Гаева и Раневской ею является прошлое, которое опорой быть не может. Никогда Любовь Андреевна не поймет своей дочери, но ведь и Аня никогда не осознает по-настоящему драму матери. Лопахин, который горячо любит Любовь Андреевну, никогда не сможет понять ее пренебрежительного отношения к “практической стороне жизни”, но ведь и Раневская не желает пустить его в мир своих чувств: “Милый мой, простите, вы ничего не понимаете”. Все это несет в пьесе особый драматизм. “Старая женщина, ничего в настоящем, все в прошлом”, - так характеризовал Раневскую Чехов в своем письме Станиславскому.

Что же в прошлом? Молодость, семейная жизнь, цветущий вишневый сад - все это кончилось. Умер муж, имение пришло в упадок, возникла новая мучительная страсть. А затем случилось непоправимое: погиб сын Гриша. Для Раневской чувство утраты соединилось с чувством вины. Она бежит из дома, от воспоминаний, то есть пытается отказаться от прошлого. Однако нового счастья не получилось. И Раневская делает новый шаг. Она возвращается домой, рвет телеграмму от своего любовника: с Парижем кончено! Однако это всего лишь еще одно возвращение к прошлому: к своей боли, к тоске, к своему вишневому саду. Но дома, где ее преданно ждали пять “парижских лет”, она чужая. Все ее за что-то осуждают: за легкомыслие, за любовь к негодяю, за монету, отданную нищему.

В перечне действующих лиц Раневская обозначена одним словом: “помещица”. Но эта помещица никогда не умела управлять своим поместьем, не смогла спасти любимый вишневый сад от гибели. Роль помещицы “отыграна”.

Но ведь Раневская еще является и матерью. Однако эта роль также в прошлом: Аня уходит в новую жизнь, где нет места Любови Андреевне, даже серенькая Варя сумела устроиться по-своему.

Вернувшись, чтобы остаться навсегда, Раневская лишь завершает свою прошлую жизнь. Все ее надежды на то, что дома она будет счастлива (“Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не смогла смотреть из вагона, все плакала”), что будет снят “с плеч... тяжелый камень”, напрасны. Возвращения не состоялось: в России она лишняя. Ни поколение современных “деловых людей”, ни романтическая молодежь, вся устремленная в будущее, не могут понять ее. Возвращение в Париж - пусть мнимое, но все же спасение, хотя это возвращение в еще одно прошлое. А в любимом вишневом саду Раневской стучит топор!

Гаев является еще одним персонажем, которого можно отнести к категории “лишних людей”. Леонид Андреевич, человек немолодой, большую часть жизни уже проживший, похож на состарившегося мальчика. Но ведь сохранить юную душу мечтают все люди! Почему же Гаев порой раздражает? Дело в том, что он попросту инфантилен. Не юность с ее романтикой и мятежностью сохранил он, а беспомощность, поверхностность.

Звук бильярдных шаров, подобно любимой игрушке, может мгновенно излечить его душу (“Дуплетом... желтого в середину...”).

Кто же является настоящим хозяином жизни в этом мире?

В отличие от прежних обладателей вишневого сада, чьи чувства устремлены в прошлое, Лопахин - весь в настоящем. “Хам”, - однозначно характеризует его Гаев. По мнению Пети, у Лопахина “тонкая и нежная душа”, а “пальцы, как у артиста”. Интересно, что оба правы. И в этой правоте заключен парадокс образа Лопахина.

“Мужик мужиком”, несмотря на все богатство, которое он заработал потом и кровью, Лопахин непрерывно работает, находится в постоянной деловой горячке. Прошлое (“Мой папаша был мужик.., меня не учил, а только бил спьяна...”) отзывается в нем дурацкими словечками, неуместными шутками, засыпанием над книгой.

Но Лопахин искренен и добр. Он заботится о Гаевых, предлагая им проект спасения от разорения.

Но именно здесь и завязывается драматический конфликт, который заключается не в классовом антагонизме, а в культуре чувств. Произнося слова “снести”, “вырубить”, “почистить”, Лопахин даже не представляет, в какой эмоциональный шок повергает он своих бывших благодетелей.

Чем активнее Лопахин действует, тем глубже становится пропасть между ним и Раневской, для которой продажа сада означает смерть: “Если уж так нужно продавать, то продавайте и меня с садом”. А в Лопахине нарастает чувство какой-то обделенности, непонятости.

Вспомним, как ярко проявляются прежние и новые хозяева жизни в третьем действии пьесы. В город, на торги, уехали Лопахин и Гаев. А в доме веселье! Играет маленький оркестр, но платить музыкантам нечем. Решается судьба героев, а Шарлотта показывает фокусы. Но вот появляется Лопахин, и под горький плач Раневской слышатся его слова: “Я купил!.. Пускай все, как я желаю!.. За все могу заплатить!...”. “Хозяин жизни” мгновенно превращается в хама, который кичится своим богатством.

Лопахин делал все, чтобы спасти хозяев вишневого сада, но у него не хватило элементарного душевного такта поберечь их достоинство: ведь он так торопился очистить от “прошлого” площадку для “настоящего”.

Но торжество Лопахина кратковременно, и вот уже в его монологе слышится иное: “О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь”.

Вот и закончилась жизнь вишневого сада под “звук лопнувшей струны, замирающий и печальный”, и началось бессмертие “грустной комедии” великого русского драматурга, волнующей сердца читателей и зрителей вот уже сто лет.