Мифы и легенды. Сказание о гильгамеше, энкиду и подземном царстве в свете космогоничеких представлений шумерийцев История происхождения сказания о гильгамеше

Отдельные шумерские сказания о Гильгамеше были собраны и тщательно обработаны в аккадском эпосе. Сохранилось три версии большой эпической поэмы. Наиболее древней является Старовавилонская версия, от которой сохранились фрагменты пяти таблиц - второй, третьей, четвертой, пятой и десятой, знаменитой таблицы Мейснера , хранящейся в Британском музее. Они датируются XVIII-XVII в. до н. э., но, по-видимому, текст восходит к последней трети III тыс. до н. э.

Найдено также достаточно много фрагментов, относящихся ко второй половине II тыс. до н. э. Эта более поздняя, так называемая Периферийная версия, была широко распространена на всем Ближнем Востоке. На территории Шумера обнаружена таблица из Ура, рассказывающая о болезни Энкиду. В Северной Сирии, в Эмаре, раскопана библиотека XIII в. до н. э., содержащая четвертую и шестую таблицы Периферийной версии. В Мегиддо (близ Хайфы) найден отрывок XIV в. до н. э., описывающий сон Энкиду и его разговор с Гильгамешем. В архиве Хеттского царства из Богазкее (ок. 1400 г. до н. э.) открыто много фрагментов этой поэмы, а также перевод всей Периферийной версии на хеттский и хурритский языки. При раскопках на территории царства Урарту обнаружены три фрагмента поэмы в эламском переводе, датируемые VIII в. до н. э.

Наиболее полная и окончательная версия эпоса о Гильгамеше названа Ниневийской версией по имени города, где в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала (VII в. до н. э.) было найдено около десяти экземпляров поэмы, состоящей из одиннадцати таблиц. Считается, что эта версия была составлена ученым “заклинателем” Синликиуннинни, который отредактировал Старовавилонскую версию, произведя замены некоторых слов и выражений. В конце VIII в. до н. э. ассирийский переписчик текстов Набузукупкен добавил к Ниневийской версии двенадцатую таблицу, рассказывающую о похождениях Энкиду в нижнем мире. Она является дословным переводом с шумерского второй части мифа «Гильгемеш, Энкиду и нижний мир » и композиционно с поэмой не связана, хотя и продолжает тему поиска бессмертия.

Поэма «О все видавшем...» («Эпос о Гильгамеше») публикуется в переводе И. М. Дьяконова. Текст разбит на части в соответствии с глиняными табличками, найденными при раскопках библиотеки Ашшурбанапала в Ниневии. Звездочкой (*) отмечены стихи, отсутствовавшие в тексте библиотеки Ашшурбанапала и восстановленные по другим копиям текста.

Таблица I

Даже будущий царь не построит такого, -

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?

Велик он более всех человеков,

На две трети он бог, на одну - человек он,

Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Все его товарищи встают по барабану!

По спальням страшатся мужи Урука:

“Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Гильгамеш ли то, пастырь огражденного Урука,

Он ли пастырь сынов Урука,

Мощный, славный, все постигший?

Часто их жалобу слыхивали боги,

Боги небес призвали владыку Урука:

“Создал ты буйного сына, чья глава, как у тура, подъята,

Чье оружье в бою не имеет равных, -

Все его товарищи встают по барабану,

Отцам Гильгамеш сыновей не оставит!

Днем и ночью буйствует плотью:

Он ли - пастырь огражденного Урука,

Он ли пастырь сынов Урука,

Мощный, славный, всё постигший?

Матери Гильгамеш не оставит девы,

Зачатой героем, суженой мужу!”

Часто их жалобу слыхивал Ану .

Воззвали они к великой Аруру:

“Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает”.

Аруру, услышав эти речи,

Шерстью покрыто все его тело,

Подобно женщине, волосы носит,

Пряди волос как хлеба густые;

Ни людей, ни мира не ведал,

Одеждой одет он, словно Сумукан .

Человек - ловец-охотник

Перед водопоем его встречает.

Первый день, и второй, и третий

Перед водопоем его встречает.

Увидел охотник - в лице изменился,

Со скотом своим домой вернулся,

Устрашился, умолк, онемел он,

В груди его - скорбь, его лик затмился,

Тоска проникла в его утробу,

Идущему дальним путем стал лицом подобен.

Охотник уста открыл и молвит, вещает он отцу своему:

“Отец, некий муж, что из гор явился, -

Как из камня с небес крепки его руки, -

Я вырою ямы - он их засыплет,

Отец его уста открыл и молвит, вещает он охотнику:

“Сын мой, живет Гильгамеш в Уруке,

Нет никого его сильнее,

Во всей стране рука его могуча,

Иди, лицо к нему обрати ты,

Ему расскажи о силе человека.

Даст тебе он блудницу - приведи ее с собою.

Победит его женщина, как муж могучий!

Когда он поит зверье у водопоя,

Увидев ее, приблизится к ней он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне!

Совету отца он был послушен,

Охотник отправился к Гильгамешу,

Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,

Пред лицом Гильгамеша промолвил слово.

“Некий есть муж, что из гор явился,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!

Бродит вечно по всем горам он,

Постоянно со зверьем к водопою теснится,

Постоянно шаги направляет к водопою.

Боюсь я его, приближаться не смею!

Я вырою ямы - он их засыплет,

Я поставлю ловушки - он их вырвет,

Из рук моих уводит зверье и тварь степную, -

Он мне не дает в степи трудиться!”

Гильгамеш ему вещает, охотнику:

“Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою,

Когда он поит зверей у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, -

Ее увидев, к ней подойдет он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне.

Пошел охотник, блудницу Шамхат увел с собою,

Отправились в путь, пустились в дорогу,

В третий день достигли условленного места.

Охотник и блудница сели в засаду -

Один день, два дня сидят у водопоя.

Приходят звери, пьют у водопоя,

Приходят твари, сердце радуют водою,

И он, Энкиду, чья родина - горы,

Вместе с газелями ест он травы,

Вместе со зверьми к водопою теснится,

Вместе с тварями сердце радует водою.

Увидала Шамхат дикаря-человека,

Мужа-истребителя из глуби степи:

“Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,

Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!

Увидев тебя, к тебе подойдет он -

Не смущайся, прими его дыханье,

Распахни одежду, на тебя да ляжет!

Дай ему наслажденье, дело женщин, -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне,

К тебе он прильнет желанием страстным”.

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Не смущалась, приняла его дыханье,

Распахнула одежду, и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, дело женщин,

И к ней он прильнул желанием страстным.

Шесть дней миновало, семь дней миновало -

Неустанно Энкиду познавал блудницу.

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидав Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду, - ослабели мышцы,

Остановились ноги, - и ушли его звери.

Смирился Энкиду, - ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже, -

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что скажет блудница, - его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

“Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, -

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

И, словно тур, кажет мощь свою людям!”

Сказала - ему эти речи приятны,

Его мудрое сердце ищет друга.

Энкиду ей вещает, блуднице:

“Давай же, Шамхат, меня приведи ты

К светлому дому святому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно тур, кажет мощь свою людям.

Я его вызову, гордо скажу я,

Закричу средь Урука: я - могучий,

Я один лишь меняю судьбы,

Кто в степи рожден, - велика его сила!”

“Пойдем, Энкиду, лицо обрати к Уруку, -

Где бывает Гильгамеш - я подлинно знаю:

Поедем же, Энкиду, в Урук огражденный,

Где гордятся люди царственным платьем,

Что ни день, то они справляют праздник,

Где кимвалов и арф раздаются звуки,

А блудницы. красотою славны:

Сладострастьем полны, - сулят отраду -

Они с ложа ночного великих уводят.

Энкиду, ты не ведаешь жизни, -

Покажу Гильгамеша, что рад стенаньям.

Взгляни на него, в лицо погляди ты -

Прекрасен он мужеством, силой мужскою,

Несет сладострастье всё его тело,

Больше тебя он имеет мощи,

Покоя не знает ни днем, ни ночью!

Энкиду, укроти твою дерзость:

Гильгамеш - его любит Шамаш,

Ану, Эллиль и Эа его вразумили.

Прежде чем с гор ты сюда явился,

Гильгамеш среди Урука во сне тебя видел.

Встал Гильгамеш и сон толкует,

Вещает он своей матери:

“Мать моя, сон я увидел ночью:

Мне явились в нем небесные звезды,

Падал на меня будто камень с неба.

Поднял его - был меня он сильнее,

Тряхнул его - стряхнуть не могу я,

Край Урука к нему поднялся,

Народ к нему толпою теснится,

Все мужи его окружили,

Все товарищи мои целовали ему ноги.

Полюбил я его, как к жене прилепился.

И к ногам твоим его принес я,

Ты же его сравняла со мною”.

Мать Гильгамеша мудрая, - все она знает, - вещает она своему господину,

“Тот, что явился, как небесные звезды,

Что упал на тебя, словно камень с неба, -

Ты поднял его - был тебя он сильнее,

Тряхнул его - и стряхнуть не можешь,

Полюбил его, как к жене прилепился,

И к ногам моим его принес ты,

Я же его сравняла с тобою -

Сильный придет сотоварищ, спаситель друга,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки, -

Ты полюбишь его, как к жене прильнешь ты,

Он будет другом, тебя не покинет -

Сну твоему таково толкованье”.

“Мать моя, снова сон я увидел:

В огражденном Уруке топор упал, а кругом толпились:

Край Урука к нему поднялся,

Против него весь край собрался,

Народ к нему толпою теснится, -

Полюбил я его, как к жене прилепился,

И к ногам твоим его принес я,

Ты же его сравняла со мною”.

Мать Гильгамеша мудрая, - все она знает, - вещает она своему сыну,

Нинсун мудрая, - все она знает, - вещает она Гильгамешу:

“В том топоре ты видел человека,

Ты его полюбишь, как к жене прильнешь ты,

Я же его сравняю с тобою -

Сильный, я сказала, придет сотоварищ, спаситель Друга.

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!”

Гильгамеш ей, матери своей, вещает:

“Если. Эллиль повелел - да возникнет советчик,

Мне мой друг советчиком да будет,

Я моему другу советчиком да буду!”

Так свои сны истолковал он”.

Рассказала Энкиду Шамхат сны Гильгамеша, и оба стали любиться.

Таблица II

Шахмат привела Энкиду к людям, напоила, накормила, одела в красивые одежды, и стал он жить с пастухами, охраняя ночью стада от львов. Но однажды он встретился с Гильгамешем, и случилось все так, как предсказала мудрая Нинсун. Сначала повздорили богатыри, сошлись в битве, и не было на земле сражения подобного этому. Долго они бились, но одолеть друг друга так и не смогли. Зато, обнявшись, стали друзьями. Гильгамеш представил Энкиду своей матери и назвал своим братом.

Шло время, Энкиду все более и более печалился. Гильгамеш стал расспрашивать нового друга о причинах его тоски и тот ответил, что жалеет, когда сила такая буйная и неуемная как у него пропадает без толку в городе.

Тут же предложил Гильгамеш заняться изгнанием всего злого с земли, а начать с гор, где живет чудище злобное по имени Хумбаба (это аккадское имя чудовища, у шумеров оно звучит Хувава). Энкиду предупреждает, что силы в этом бою будут неравные, Хумбабу победить смертные не могут, но правитель Урука уже загорелся походом и его теперь не остановить.

Стали друзья готовиться к походу, мастера им оружие отливали, топоры боевые, кинжалы да палицы. Собрался совет мужей Урука, попробовали отговорить Гильгамеша, но, видя, что бесполезно это, благославили. Помолился царь богу Шамашу , и двинулись они в путь.

В начале таблицы Ниневийской версии недостает - если не считать маленьких обломков с клинописью - около ста тридцати пяти строк, содержавших эпизод, который в Старовавилонской версии - так называемой Пеннсильванской таблице - излагается так:

* “... Энкиду, встань, тебя поведу я

* К храму Эане, жилищу Ану,

* Где Гильгамеш совершенен в деяньях.

* А ты, как себя, его полюбишь!

* Встань с земли, с пастушьего ложа!”

* Услыхал ее слово, воспринял речи,

* Женщины совет запал в его сердце.

* Ткань разорвала, одной его одела,

* Тканью второю сама оделась,

* За руку взяв, повела, как ребенка,

* К стану пастушьему, к скотьим загонам.

* Там вокруг них пастухи собралися,

Шепчут они, на него взирая:

“Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью крепче.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки:

* Молоко звериное сосал он!”

* На хлеб, что перед ним положили,

* Смутившись, он глядит и смотрит:

* Не умел Энкиду питаться хлебом,

* Питью сикеры обучен не был.

* Блудница уста открыла, вещает Энкиду:

* “Ешь хлеб, Энкиду, - то свойственно жизни

* Сикеру пей - суждено то миру!”

* Досыта хлеба ел Энкиду,

* Сикеры испил он семь кувшинов.

* Взыграла душа его, разгулялась,

* Его сердце веселилось, лицо сияло.

* Он ощупал свое волосатое тело,

* Умастился елеем, уподобился людям,

* Одеждой оделся, стал похож на мужа.

* Оружие взял, сражался со львами -

* Пастухи покоились ночью.

* Львов побеждал и волков укрощал он -

* Великие пастыри спали:

* Энкиду - их стража, муж неусыпный.

Весть принесли в Урук огражденный Гильгамешу:

* Энкиду с блудницей предавался веселью,

* Поднял взор, человека видит, -

* Вещает он блуднице:

* “Шамхат, приведи человека!

* Зачем он пришел? Хочу знать его имя!”

* Кликнула, блудница человека,

* Тот подошел и его увидел.

* “Куда ты, о муж, поспешаешь? Для чего поход твой трудный?”

* Человек уста открыл, вещает Энкиду:

* “В брачный покой меня позвали,

* Но удел людей - подчиненье высшим!

* Грузит город кирпичом корзины,

* Пропитанье города поручено хохотуньям,

* Только царю огражденного Урука

* Брачный покой открыт бывает,

* Только Гильгамешу, царю огражденного Урука,

* Брачный покой открыт бывает, -

* Обладает он суженой супругой!

* Так это было; скажу я: так и будет,

* Совета богов таково решенье,

* Обрезая пуповину, так ему судили!”

* От слов человека лицом побледнел он.

Недостает около пяти стихов.

* Впереди идет Энкиду, а Шамхат сзади,

Вышел Энкиду на улицу огражденного Урука:

“Назови хоть тридцать могучих, - сражусь я с ними!”

В брачный покой преградил дорогу.

Край Урука к нему поднялся,

Против него весь край собрался,

Народ к нему толпою теснится,

Мужи вкруг него собралися,

Как слабые ребята, целуют ему ноги:

“Прекрасный отныне герой нам явился!”

Было в ту ночь для Ишхары постелено ложе,

Но Гильгамешу, как бог, явился соперник:

В брачный покой Энкиду дверь заградил ногою,

Гильгамешу войти он не дал.

Схватились в двери брачного покоя,

Стали биться на улице, на широкой дороге, -

Обрушились сени, стена содрогнулась.

* Преклонил Гильгамеш на землю колено,

* Он смирил свой гнев, унял свое сердце

* Когда унялось его сердце, Энкиду вещает Гильгамешу:

* “Одного тебя мать родила такого,

Два львенка вместе - льва сильнее!”

Энкиду уста открыл, ему вещает, Гильгамешу:

“Если бы в лес мы с тобою спустились,

Ослабеет тело, олемеют мои руки”.

Гильгамеш уста открыл, вещает он Энкиду:

“Друг мой, ужели мы будем так жалки?

Столько гор уже перешли мы,

Убоимся ли той, что теперь перед нами,

Прежде чем мы нарубим кедра?

Друг мой, в сраженьях ты сведущ, битвы тебе знакомы,

Натирался ты зельем и смерти не страшишься,

Пусть сойдет с твоих рук онеменье,

Пусть покинет слабость твое тело,

Возьмемся за руки, пойдем же, друг мой!

Пусть загорится твое сердце сраженьем!

Забудь о смерти, - достигнешь жизни!

Человек осторожный и неустрашимый,

Идя впереди, себя сохранил бы и товарища спас бы, -

Далеко они свое прославили бы имя!”

Так достигли они до кедрового леса,

Прекратили свои речи и встали оба.

Таблица V

Достигли путешественники наконец кедрового леса и стали рубить деревья. Тут появился Хумбаба, завязалась битва, описание которой почти не сохранилось. Хумбаба был вооружен семью какими-то смертоносными лучами, которые сжигали все вокруг. Однако бог Шамаш был на стороне героев, он послал им на помощь восемь ветров, которые помогли одолеть чудище.

Хумбаба стал молить о пощаде, но Энкиду уговорил друга прикончить его. Убили они Хумбабу с трех ударов и застонали все кедры, скорбя о кончине своего стража. Друзьям удалось также уничтожить и загадочные смертоносные лучи, так что они перестали жечь людей. Всю ночь Гильгамеш рубил кедры, а Энкиду корчевал пни.

Остановились у края леса,

Кедров высоту они видят,

Леса глубину они видят,

Где Хумбаба ходит, - шагов не слышно:

Дороги проложены, путь удобен.

Видят гору кедра, жилище богов, престол Ирнини .

Пред горою кедры несут свою пышность,

Тонь хороша их, полна отрады,

Поросло там терньем, поросло кустами,

Кедры растут, растут олеандры.

Лес на целое поприще рвы окружают,

И еще на две трети рвы окружают.

Далее недостает почти шестидесяти стихов. В сохранившихся отрывках говорится о “выхваченных течах”, “отравленном железе”, о том, что Хумбаба (?) “надел” свои ужасные одеянья-лучи (?), и о возможном “проклятье Эллиля”.

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:

“Хумбаба [...]

Один - лишь один, ничего он не может,

Чужаками мы здесь будем поодиночке,

По круче один не взойдет, а двое - взберутся,

Втрое скрученный канат не скоро порвется,

Два львенка вместе – льва сильнее!

Далее до конца таблицы V текст Ниневийской версии не сохранился; судя по отрывку хеттского перевода эпоса, герои принялись рубить кедры, но были устрашены появлением Хумбабы, однако Шамаш закричал им с неба, чтобы они не боялись, и послал им на помощь восемь ветров, с помощью которых герои одолели Хумбабу, Хумбаба стал просить пощады, но Энкиду отсоветовал Гильгамешу щадить его. Помимо того, нужно было еще “убить” по отдельности волшебные “лучи-одеянья” Хумбабы. Дальнейшее известно лишь из Старовавилонской версии, в так называемом фрагменте Бауэра .

* Гильгамеш ему вещает, Энкиду:

* “Когда подойдем мы убить Хумбабу,

* Лучи сиянья в смятенье исчезнут,

* Лучи сиянья исчезнут, свет затмится!”

* Энкиду ему вещает, Гильгамешу:

* “Друг мой, птичку поймай, - не уйдут и цыплята!

* Лучи сиянья потом поищем,

* Как цыплята в траве, они разбегутся.

* Самого срази, - а прислужников позже”.

* Как услышал Гильгамеш сотоварища слово, -

* Боевой топор он поднял рукою,

* Выхватил из-за пояса меч свой, -

* Гильгамеш поразил его (Хумбабу) в затылок,

* Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;

* На третьем ударе пал он,

* Замерли его буйные члены,

* Сразили они наземь стража, Хумбабу, -

* На два поприща вокруг застонали кедры:

* С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.

* Сразил Энкиду стража леса,

* Чье слово чтили Ливан и Сариа,

* Покой объял высокие горы,

* Покой объял лесистые вершины.

* Он сразил защитников кедра -

* Разбитые лучи Хумбабы.

* Когда их всех семерых убил он,

* Боевую сеть и кинжал в семь талантов, -

* Груз в восемь талантов, - снял с его тела,

Перевод с аккадского И. М. Дьяконова

Хумбаба - вавилонский и новоассирийский аналог шумерского Хувавы . Хувава (акк. Хумбаба ) - в шумеро-аккадской мифологии хранитель вечнозеленых (возможно поэтому бессмертных) кедров. В шумерском эпосе “Гильгамеш и страна жизни” Хувава называет гору Хуррум своим отцом и матерью. Возможно в этом нашло свое отражение знакомство шумеров с хурритами. Хувава представлялся в виде многоногого и многорукого существа, окружённого семью магическими лучами, которые как-то связаны с кедрами. В момент пускания луча кедры, по-видимому, становятся уязвимыми, их можно срубить и тем самым уменьшить силу Хувавы.

Шамаш (акк. солнце ) - бог Солнца в аккадской мифологии, сын Сина, бога Луны, брат богини Иштар, его супруга Айя, посол Бунене. Шамаш почитался как всевидящий и всезнающий судья человеческих деяний. Считалось, что ночью он спускается в нижний мир, принося туда свет, пищу и питье. В Сиппаре его храм назывался Эбарра. Его считали покровителем прорицаний. Иногда изображали в виде старца в зале суда. Хаммурапи поместил облик Шамаша на стеле с законами.

Ограда - здесь то же, что Урук.

Бог Вэр - одна из ипостасей бога грома и дождя Адду.

Эгальмах - храм богини Нинсун в Уруке.

Обычная веревка скручена из двух шнуров, поэтому втрое скрученный канат (или нить) - образ дружбы двоих.

Ирнина - одно из имен богини Иштар.

Ануннаки - в шумеро-аккадской мифологии боги разделялись на две группы: игигов и ануннаков . Суть этого разделения нигде четко не объяснена, в разных мифах одни и те же боги причисляются то к игигам, то к ануннакам. В «Мифе об Атрахасисе» ануннаки занимают господствующее положение, а игиги находятся у них в подчинении. Отцом ануннаков считался бог Ан, в аккадском пантеоне богов - Мардук. Число ануннаков по разным текстам колеблется от 7 до 600, но чаще всего встречается 50 ануннаков.

Думузи (шум. истинный сын , акк. Таммуз ) — божество в шумеро-аккадской мифологии, известное еще со времен списка богов Фары. Его имя упоминается и в Ниппурском царском списке среди царей Ура. Думузи является героем многих мифов, которые можно отнести к циклу “Думузи и Инанна” («Думузи и Энкимду », «Нисхождение Инанны в нижний мир »), где он выступает в роли супруга богини. Упоминается также в мифах «Энки и мировой порядок ». Думузи - умирающий и воскресающий бог, культ которого был очень широко распрастранен в Месопотамии и связан с сезонностью сельскохозяйственных работ.

Ишуллану - в аккадской мифологии садовник Ану, отца богини Иштар. За отказ разделить любовь с богиней был превращен ею в животное - то ли крота, то ли паука.

Эрешкигаль (шум. хозяйка большой земли ) - в шумеро-аккадской мифологии владычица подземного царства, сестра и соперница Инанны (Иштар). Судя по мифу «Гильгамеш, Энкиду и нижний мир », Эрешкигаль получает подземное царство в качестве “подарка”. О власти богини подробно рассказывается в шумерском мифе «Нисхождение Инанны в нижний мир » и в аккадском тексте «Нисхождение Иштар ». В вавилонском мифе «Нергал и Эрешкигаль» говорится о том, что ей пришлось разделить свое владычество над подземным царством с богом Нергалом.

Белет-Цери - аккадское имя женщины-писца подземного мира, соответствующей шумерской Гештинанне. В аккадской мифологии супруга бога кочевых племён Марту (Амурру).

Ур-Шанаби - в шумерском подземном мире перевозчик через реку. Его супруга богиня Нанше.

Эпос о Гильгамеше

Эпос о Гильгамеше

"О ВСЕ ВИДАВШЕМ"

СО СЛОВ СИН-ЛЕКЕ-УННИННИ,>

ЗАКЛИНАТЕЛЯ

ТАБЛИЦА 1

О все видавшем до края мира,

О познавшем моря, перешедшем все горы,

О врагов покорившем вместе с другом,

О постигшем премудрость, о все проницавшем:

Сокровенное видел он, тайное ведал,

Принес нам весть о днях до потопа,

В дальний путь ходил, но устал и смирился,

Рассказ о трудах на камне высек,

Стеною обнес Урук1 огражденный,

Светлый амбар Эаны2 священной. -

Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,

Погляди на вал, что не знает подобья,

Прикоснись к порогам, лежащим издревле,

И вступи в Эану, жилище Иштар3 , -

Даже будущий царь не построит такого,-

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?

Велик он более всех человеков,

На две трети он бог, на одну -- человек он,

Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Чье оружье в бою не имеет равных,-

Все его товарищи встают по барабану!4

По спальням страшатся мужи Урука:

"Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Днем и ночью буйствует плотью.

Часто их жалобу слыхивали боги,

Воззвали они к великой Аруру5:

"Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает".

Аруру, услышав зти речи,

Подобье Ану6 создала в своем сердце

Умыла Аруру руки,

Отщипнула глины, бросила на землю,

Слепила Энкиду, создала героя.

Порожденье полуночи, воин Нинурты7,

Шерстью покрыто все его тело,

Подобно женщине, волосы носит,

Пряди волос как хлеба густые;

Ни людей, ни мира не ведал,

Одеждой одет он, словно Сумукан8.

Вместе с газелями ест он травы,

Вместе со зверьми к водопою теснится,

Вместе с тварями сердце радует водою

Человек - ловец-охотник

Перед водопоем его встречает.

Первый день, и второй, и третий

Перед водопоем его встречает.

Увидел охотник - в лице изменился,

Со скотом своим домой вернулся,

Устрашился, умолк, онемел он,

В груди его -- скорбь, его лик затмился,

Тоска проникла в его утробу,

Идущему дальним путем стал лицом подобен.

Охотник отправился к Гильгамешу,

Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,

Пред лицом Гильгамеша промолвил, слово:

"Некий есть муж, что из гор явился,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!

Бродит вечно по всем горам он,

Постоянно со зверьем к водопою теснится,

Постоянно шаги направляет к водопою.

Боюсь я его, приближаться не смею!

Я вырою ямы -- он их засыплет,

Я поставлю ловушки -- он их вырвет,

Из рук моих уводит зверье и тварь степную,-

Он мне не дает в степи трудиться!"

Гильгамеш ему вещает, охотнику:

"Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою

Когда он поит зверей у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет,-

Ее увидев, к ней подойдет он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне".

Шесть дней миновало, семь дней миновало -

Неустанно Энкиду познавал блудницу,

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидав Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду,-- ослабели мышцы,

Остановились ноги,-- и ушли его звери.

Смирился Энкиду,-- ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже,-

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что скажет блудница,-- его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

"Ты красив, Энкиду, ты богу подобен,-

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно тур, кажет мощь свою людям!"

Сказала -- ему зти речи приятны,

Его мудрое сердце ищет друга.

1.Урук - город на юге Месопотамии, на берегу Евфрата (ныне Варка). Гильгамеш - историческая фигура, царь Урука, правивший городом около 2600 г.до н. э.

2. Эана - храм бога неба Ану и его дочери Иштар, главный храм Урука.В Шумере храмы были обычно окружены хозяйственными постройками, где держали урожай с храмовых имений; эти постройки сами считались священными.

3. Иштар - богиня любви, плодородия, а также охоты, войны, покровительница культуры.

4. " Все его товарищи встают по барабану! " Речь идет о вызове всех работоспособных граждан Урука на постройку стен. У юношей города не остается сил и времени на общение с родственниками и возлюбленными.

5. Аруру - древнейшая, дошумерская богиня-мать, создательница людей.

6." Подобье Ану создала в своем сердце..." Подобье - дословно "названье", "слово", "имя".

Имя считалось частью материальной сущности человека и божества.

7. Нинурта - бог-воин, сын Эллиля, бога воздуха и ветров, царя богов.

8. Сумукан - бог-покровитель зверей. Его "одежда", по-видимому, нагота (может быть, шкуры).

-----------------

ТАБЛИЦА 2

Услыхал ее слово, воспринял речи,

Женщины совет запал в его сердце.

Ткань разорвала, одной его одела,

Тканью второю сама оделась,

За руку взяв, повела, как ребенка,

К стану пастушьему, к скотьим загонам.

Там вокруг них пастухи собралися,

Шепчут они, на него взирая:

"Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью крепче.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

Там, где светлый Евфрат воды к морю стремит,

Высится холм из песка. Город под ним погребен.

Имя ему Урук. Сделалась пылью стена.

Дерево стало трухой. Ржавчина съела металл.

Путник, взойди на холм, в синюю даль вглядись.

Стадо овец бредет к месту, где был водопой.

Песню поет бедуин, нет, не о грозном царе

И не о славе его. Поет он о дружбе людской.

Античный мир немало знал о богах народов Ближнего Востока. Имена Бела (Баала), Адониса, Осириса, Исиды были на слуху у греков и римлян. Был известен им и Гильгамеш и, как можно думать, уже в древнейшую эпоху, поскольку в поэмах Гомера имеются фрагменты, косвенно свидетельствующие о знакомстве с великим эпосом Месопотамии. В произведениях латинских авторов можно отыскать и имя Гильгамеш в искаженном виде - Гильгамос . Римский писатель Элиан, писавший по-гречески, донес до нас версию о чудесном рождении героя, который должен был лишить царства деда (Ael., Nat., XII, 21). Заточенный в башню, он был освобожден орлом и воспитан садовником, так же как царь Аккада Саргон (Шаррукин).

Отрывок эпоса о Гильгамеше был впервые найден в завале ещё не разобранных клинописных табличек Британского музея в 1872 г. Открыватель, ассириолог-самоучка Джордж Смит прочел часть строки из XI таблицы "человек выпустил голубя" и испытал величайшее потрясение, поняв, что стоит у истоков библейского мифа о потопе. С этой находки, собственно говоря, и началась титаническая работа по восстановлению текста эпоса, его интерпретации и переводу на современные языки. Еще не перебрали всю землю с "холмов мертвых", в которой могут скрываться клинописные таблички или их обломки с текстами о Гильгамеше. Но эпос уже вошел в наше сознание как шедевр мировой литературы.

Эпос о Гильгамеше создавался тысячелетиями. Первоначально Гильгамеш был героем шумеров, царем славного шумерского города Урука. Древнейшая пиктографическая, доклинописная форма его имени засвидетельствована в этом городе, а также в другом шумерском центре - Шуруппаке , откуда был родом герой того же эпоса Утнапишти. Однако древнейшие свидетельства о Гильгамеше датируются лишь 2150 г. до н. э. - это изображения героя на глиняных цилиндрах в окружении зверей.

В несколько более поздних записях из другого шумерского города, Ура, повествуется о подвигах Гильгамеша и его отца Лугальбанды. В тех же текстах упоминается Энмеркар, возможно, дед Гильгамеша. Большая часть написанного шумерами о деяниях Гильгамеша - это краткие сообщения. Интерес к Гильгамешу в Уре был, скорее всего, связан с тем, что правивший в городе царь Шульги (2105 - 2103) объявил богиню Нинсун, родительницу Гильгамеша, своей матерью и, соответственно, Гильгамеша своим братом.

Некоторые шумерские мифы о Гильгамеше были инкорпорированы в аккадский эпос. Это: 1. Гильгамеш и дерево Халиб; 2. Гильгамеш и чудище Хувава; 3. Гильгамеш и бык небес; 4. Смерть Гильгамеша; 5. Потоп; 6. Спуск Инанны (Иштар) в подземный мир. Шумерские версии существовали отдельно. Аккадяне же, переработав в начале II тысячелетия до н. э. шумерское наследие, создали эпос о Гильгамеше, ставший известным многим народам Ближнего Востока. За пределами Месопотамии его отрывки находят в Палестине (Мегиддо) и в Сирии (Угарит). Существуют хурритский и хеттский переводы эпоса.

Таблички с канонической версией мифа были обнаружены в царской библиотеке Ниневии во многих экземплярах. Ими пользовались цари Синаххериб, Ашшурбанипал и их придворные. Каноническая версия из Ниневии использовала и адаптировала некоторые шумерские версии, но она включила (преимущественно в первой части эпоса) и другой материал.

По богатству содержания, по неустаревающей злободневности поднимаемых проблем yiin о Гильгамеше не имеет аналогов в дошедшей до нас древней литературе. Из стихов вырисовывается город-государство не только в зримых подробностях - городская стена, храмовый центр, царский дворец, лежащая за стенами сельская местность, где живут пастухи со своими стадами, где есть место для охоты, но и как социальный организм со своими неповторимыми особенностями и вечными неразрешимыми вопросами. Это прежде всего вопрос власти. Главный герой, для восхваления которого в начальной части поэмы у автора не хватает слов, на деле оказывается деспотом, создающим для населения невыносимые условия существования. Впрочем, автор поэмы находит проблеме дурной власти решение, близкое по направлению тому, по которому в ХVIII в. шел Жан Жак Руссо: возвращение к природе, к естественности. В город вводится неиспорченный человек природы, дитя степей Энкиду. Равный Гильгамешу по силе, он, благодаря неиспорченности и истинной человечности, добивается превращения буяна и тирана в идеального правителя и народного героя.

Для людей древнего мира, как и для современного, хотя и в меньшей степени, вставал вопрос об отношении к высшей силе (богам, богу). Для обычного человека, например, римлянина, - это была проблема долга богам, которая решалась принесением жертв в надежде на ответные дары богов. Гильгамеш, на две трети бог, на одну человек, - был интеллектуалом, философом. Недаром автор, рассказывая о его доблестях, вспоминает о семи мудрецах. Заглавную роль в Уруке и других городах Месопотамии, играла богиня любви и плодородия Инанна. Гильгамеш пользуется услугами жрицы этой богини, чтобы привести в город Энкиду. Но открывшиеся ему благодаря встрече с Энкиду преимущества дружбы, ?ane?uaa?o грязь и порочность всего того, что было тогда принято называть "любовью".

Схватка с Иштар, сначала словесная, а затем и с применением оружия, заканчивается для великой богини величайший позором. Ей, покровительнице фаллического культа, бросают в лицо фаллос быка, избранного ею для наказания Гильгамеша. Конфликт с Иштар заставляет богов принять логически закономерное решение - покарать не Гильгамеша, а Энкиду, ибо ему он обязан не столько победами над чудовищными внешними силами, сколько победой над самим собой. Без Энкиду Гильгамеш не может существовать в испорченном цивилизованном мире. Он уходит в пустыню, как много столетий после него поступали пророки Израиля. И там же, в пустыне, он принимает решение вопреки законам богов вернуть Энкиду к жизни.

Смерть... Перед нею стоит в страхе и недоумении каждый человек в отдельности и человеческое общество в целом. В древности была создана разветвленная мифология смерти, на разработке которой выросла слава Гомера, Вергилия, Данте. Но автор эпоса о Гильгамеше был первым в этом ряду гениев, и его герой, опускаясь в страну без возврата, не руководствуется ни жаждой славы, ни политическими соображениями. Им руководит только дружба. Конечно же, и Гомер дал великий образец дружбы - Ахилла и Патрокла. Но Ахилл не отправляется в аид, он посылает туда замену, беззащитных троянских пленников.

Гильгамеш был богоборцем, великим предшественником Прометея. Его подвиг, превосходящий все, о чем мог помыслить смертный, не приводит к желаемому результату. Но, и потерпев поражение, Гильгамеш остается непокоренным и продолжает вызывать у нас чувство гордости своей человечностью, верностью и отвагой.

1. Не исключено, что первоначальная форма имени - "Бильгамеш". В этом случае имя может быть понято как старый (bilga) человек (mes).

2. Шуруппак, город Месопотамии, с которым связана легенда о потопе, находился близ современного иракского городка Варга. По соседству были найдены клинописные таблички и их фрагменты, датируемые 2700 - 2600 гг. до н. э., и среди них - древнейшие тексты шумерской литературы (Bott(ro, 1987, 138 и сл.).

Таблица I.

Обо все испытавшем хочу стране я поведать ,

Обо все изучившем, о сделавшем тайное явным,

Весть передавшем из давних времен допотопных,

Об утомленном скитаньями в странах далеких,

О рассказавшем о них на вечном памятном камне,

О впервые опоясавшем град наш Урук стеною,

О давшем ограду Эанне , великой святыне Урука.

На стену Урука взойди, кирпич её прочный потрогай.

Не был ли он обожжен? Посети ограду Эанны,

Ту, в которой теперь богиня Иштар поселилась,

Вспомни царя Гильгамеша, его величье и славу.

Не было среди владык земных ему доблестью равных.

Семеро мудрецов ему служили примером .

Был владыка Урука рожден царем Лугальбандой

Мать же его - госпожа Нинсун, степная корова.

Не потому ли себе не знал он в доблести равных?

Были открыты ему всех горных хребтов перевалы.

Мог пересечь океан он, просторы открытые моря,

Солнца увидеть рождение на далеком востоке.

На две трети бог, на одну человек он .

Мог своей красотою с любым он соперничать богом.

Был он в сражении туру степному подобен.

И его оружие пукку удивления было достойно.

И дружинники были ему семьею родною.

И поднималась дружина по данному знаку мгновенно.

Днями-ночами он с молодцами буйствовал плотью.

Счастья отцовского старцу не оставляя,

Матери не оставляя услады, единственной дщери.

Муж за супругу свою и ночью не мог быть спокоен .

Жалобы на Гильгамеша, на буйство его и дружины

Спать не давали всевышним, лишая покоя и Ану.

И обратился народ однажды к богине Аруру:

О, богиня, ты род человеческий сотворила.

Кто тебе помешает создать Гильгамешу подобье?

Кем бы он ни был, но пусть ни в чем ему не уступит.

Просьба достигла небес и затронула сердце богини.

Руки она омыла в воде, со дна ком глины достала

И, отщипнув от него, сотворила мужа Энкиду,

Воина-дикаря, покрытого длинною шерстью.

Волосы на голове его спелым колосьям подобны.

Вырос он средь зверья, о человеке не зная.

Быстрые были газели ему родною семьею,

Траву он с ними шипал и теснился у водопоя.

Как-то охотник, искавший добычу, увидел Энкиду,

В ужасе лук уронив, он на миг застыл без движенья.

Прежде не мог он понять, кто газельему стаду,

За которым он гнался, давал такую защиту.

Даже домой возвратившись, трясся от страха охотник.

Лишь увидев отца, освободился от дрожи.

Встретил я мужа сегодня, силой подобного богу.

С гор он спустился в пустыню вместе со стадом газелей.

Лук уронил я и понял, кем все засыпаны ямы,

Что я нарыл на тропе и накрыл снаружи листвою.

Муж этот мне ненавистен. Меня он лишает добычи.

Жалобу сына услышав, мудрый старец ответил:

Не по тебе этот муж. Не равен ты ему силой.

Но на него, силача, отыщется в мире управа.

Город есть славный Урук. Им царь Гильгамеш управляет.

Нет на этой земле между рек человека сильнее.

Ты к нему обратись, и тебе помочь он сумеет.

Речи охотника внял владыка града Урука

И обещал он ему помощь свою и защиту.

Ты в Эанну сходи, посети владенье Инанны.

Воле её и люди и звери степные покорны.

Служит Инанне Шамхат всех лучше девичьим телом.

Сила её - красота, пред которою все уступает.

В степь ступайте вдвоем, вдвоем возвращайтесь с победой.

Двинулись оба они из Урука в степные просторы.

К третьему дню водопоя достигли и сели в засаду.

День протекает, и также и другой, за ними следует третий.

Звери приходят напиться по своим протоптанным тропам.

Нет тем животным конца, сердца веселящим водою.

Вот он! - выкрик охотника девы дремоту нарушил.

Вот он - дикарь-человек приближается вместе со стадом.

Лоно открой и выставь наружу быстрее красоты.

Ionou подойдет он и зрелищем восхитится.

Не испугайся. Губам его дай прикоснуться.

Выпей дыханье из уст. Пусть телом тебя он покроет.

Дай наслажденье ему - для женщин привычное дело.

И о зверях позабудет, с какими он вырос в пустыне.

Так приступай же. И пусть тебе ласки будут приятны.

Грудь обнажила Шамхат, одеянья свои распахнула.

Дикарь, к ней прильнув, позабыл все на свете.

Oanou миновало ночей, им седьмая катилась на смену.

Занят Энкиду Шамхат и с тела её не слезает.

Утро настало, и взгляд свой он к стаду направил.

Ужас в глазах у газелей, не узнающих собрата.

Хочет он к ним подойти, но в страхе они разбежались.

Ноги не держат Энкиду, не бегать ему, как бывало.

Ибо, силу утратив, человеческий разум обрел он.

Nae o ног он блудницы, словно покорный ягненок.

Слушай, Энкиду, - вещает она. - Ты богу красою подобен.

Что тебе степь и трава, бессловесные дикие звери?

Хочешь тебя отведу я в Урук несравненный

К дому владыки небесного Ану и к Гильгамешу?

Мощью с ним пока ещё в мире никто не сравнился.

Дружба тебя ожидает, какой ещё в мире не знали.

Тотчас лицо просветлело Энкиду, и к дружбе он потянулся.

Что ж, я готов, - отозвался. - Веди к своему Гильгамешу.

Neea его не пугает. И крикну я средь Урука:

Вот я, рожденный в степи, взращенный в стаде газельем.

Мощь моя велика. Мне судьбы людские подвластны.

Двинулись в путь на заре. А в Уруке в то самое утро

Царь пробудился на ложе, напуганный сновиденьем.

Нинсун, корова степная, - к богине он обратился,

Сон непонятный и странный мне душу теснит и смущает.

В сонме мужей незнакомых, средь звезд вдруг я оказался

Кто-то набросился сзади, и я почувствовал тяжесть,

Тело могучего воина, словно из воинства Ану.

Сбросить его я пытался, но были напрасны усилья.

Град мой Урук пробудился вместе со всею округой.

Люда такого скопленья я доселе не видел.

Что до дружинников верных, они в ногах исполина.

Вскоре и сам к нему всею душой потянулся.

Трудно поверить, но брата мне он казался дороже.

Сон твой, о милый мой отрок, - богиня царю объяснила,

Послан благими богами и пусть не внушает он страха.

Муж, с каким ты боролся, он не из воинства Ану.

Не небеса исполина - пустыня и горы взрастили,

Чтобы к нему, как к супруге, ты всей прилепился душою,

Чтобы и в счастье и в горе вы были всегда неразлучны.

Таблица II.

Временем тем же из степи Шамхат и Энкиду выходят,

К дыму костра и к овинам, и к деревеньке пастушьей

Видя гостей необычных, пастухи побросали работу

И окружили толпою шумливой Шамхат и Энкиду.

Слышались речи: - Похож он на самого Гильгамеша.

Нет! Он немного пониже но костью, пожалуй, покрепче.

Уж не Энкиду ли мы принимаем, рожденного степью?

Как он могуч. Словно воин небесного царства.

Вынесли хлеба гостям и поставили перед Энкиду.

Он без внимания, словно бы бросили под ноги камень.

Мех притащили с сикерой - к нему он не прикоснулся.

Был не обучен еде он, в которой жизнь человека,

И голова его от хмеля ещё не кружилась.

Ешь же, Энкиду, - Шамхат увещевала гиганта.

Пей же сикеру, напиток зверью незнакомый.

Хлеба отведал Энкиду, так что другим не досталось.

Мех осушил глотком он единым, и душа разгулялась.

Тело свое он ощупал и умастился елеем.

Шерсть свою полотном добротным прикрыл он.

Спать улеглись пастухи, отправился он на охоту

Львов по степи погонять и волков, что овец истребляют.

Утром в Урук несравненный ушли Шамхат и Энкиду.

В стены вступил он, едва не разрушив ворота.

Домы покинул народ и улицы града заполнил,

Чтобы чудо узреть, шагающего исполина.

Руки и ноги, подобные бревнам, какие привозят

С гор Ливана далеких. А где же блудница,

Где Шамхат, красотой которой гордилась Эанна?

Словно ягненок, плетется она за Энкиду.

Как жеребенок на поле за маткою-кобылицей.

Вот и клич раздается, всему Уруку знакомый.

Клич, при котором обычно мужья закрывали все двери,

Чтоб на глаза Гильгамешу их жены не попадались.

Настеж распахнуты двери и страхи былые забыты.

Город у храма Ишхары застыл в ожидании битвы .

Кто-то от полного сердца желает победы пришельцу.

Может быть, время наступит, какого не чаяли люди,

Может быть, новый правитель спокойнее прежнего будет,

Женщин оставит в покое, каким-нибудь делом займется.

Меж тем герои схватились, пытаясь друг друга осилить.

Ноги от напряженья в землю ушли по колена.

И земля застонала от боли, какой от рожденья не знала.

Вздулись жилы на шеях и стало тяжелым дыханье.

Капли соленые пота льются с лиц их потоком.

Что мы, подобно баранам, друг в друга лбами уперлись?

Молвил властитель Урука и первым мышцы ослабил.

И вот они друг против друга стоят, обсыхая на солнце.

Нe только люди Урука, Шамаш, что землю обходит,

От сотворения мира схватки подобной не видел.

Ты вразумил меня силой, - царь обратился к Энкиду.

Прежде, признаюсь, в тщеславьи себе и не мыслил я равных.

Силой равны мы, Энкиду, в равенство - дружбы основа.

В день этот оба они перед ликом Нинсун появились

Мать, вот тот друг, о котором ты, сон разъясняя,

Мне говорила недавно: Энкиду, рожденный пустыней,

Равновеликий во всем мне и брата родного дороже.

Вот он, не знающий рода, рожденный горами и степью.

Но никому не сравниться с другом моим в целом мире.

Слезы катились со щек, прожигая у ног его землю.

Что же ты плачешь? - спросил Гильгамеш у Энкиду.

Что тебе в речи моей показалось обидным?

Я не обижен, - сказал Гильгамешу Энкиду.

Время проходит. Безделием я недоволен.

Силы мои иссякают. Не вижу я им примененья.

Прав ты, - сказал Гильгамеш. - Ведь о деле и я помышляю.

Слушай: страна мне известна, на степи она не похожа.

Высятся горы Ливана, покрытые кедровым лесом.

Лес этот оберегает чудовищный воин Хумбаба .

Необозримые горы. Никто в глубину не проникнет.

Собрано зло в его теле. Давай, уничтожим Хумбабу

И зло изгоним из мира, и кедры также порубим.

Эти места мне знакомы, - Энкиду тотчас ответил.

Там по соседству бродил я вместе со стадом газельим.

Необозримый там лес. Никто в глубину не проникнет

Он урагану подобен. Уста же Хумбабы - пламя.

Он смерть из уст выдыхает. Кто с ним захочет сразиться?

Этого я и желаю, - Гильгамеш ответил Энкиду.

Ни лес меня не пугает, ни ров, что его окружает.

В лес мы проникнем с тобою. Оружие есть боевое

Топор у меня, а другое мы мастерам закажем.

И сломим, Энкиду, с тобою любую враждебную силу.

Вы, умельцы Урука, раздуйте горнила мехами.

Пусть поднимается пламя, пусть видит его Хумбаба.

Пусть расплавятся камни зеленые - те, что привозят

На кораблях из-за моря, пусть медь разливается в формы

И превратится в секиры, что нам по руке придутся.

Царю поклонились умельцы, взметнулся огонь над Уруком.

Издали город казался огромной пылающей печью.

Узнав, что замыслил владыка, народ жилища покинул.

Старцы шагали степенно, шествие возглавляя.

В дни, когда льдины крошатся где-то в его истоках.

Слушай, народ Урука. Хумбабу хочу я увидеть.

Чье имя страны сжигает и сотрясает все горы.

И среди кедров могучих хочу его одолеть я

И имя aicauneou Урука, - пусть мир это имя услышит.

И мне поклонятся кедры, как пленников, вам их доставлю

И имя свое навеки прославлю среди народов.

Ты молод еще, владыка, - все разом ответили старцы.

Следуешь зову сердца, с разумом не считаясь.

Могуч и страшен Хумбаба, погибнешь в бою тяжелом.

Ведь для него оружье твое, что кедровая хвоя.

Бросив взгляд на Энкиду, старцам владыка ответил:

Старцы, на брата взгляните и свои оставьте волненья.

С ним мне Хумбаба не страшен. Вместе добудем победу.

Мне ли Хумбабы бояться, друга такого имея.

Не одолеет один кручи, а двое взберутся.

Скрученный вдвое канат разорвется не скоро.

Сильного друга обрел я. Готов с ним идти на любого.

Таблица III.

Благословили старейшины братьев, проговорив на прощанье:

Ты, Гильгамеш, повелитель, на силу свою не надейся.

Во всем положись на Энкиду. Степные он ведает тропы,

К дальним походам привычен и к кедрам он знает дорогу.

Ты же, Энкиду, о друге заботься. Устанет - подставь ему спину

Грудью прикрой его в битве и вырой в пустыне колодец.

Чтобы мог о н напиться. Царя мы тебе поручаем.

Если в Урук возвратится, ты будешь с великой наградой.

Друг мой, давай в Эгельмах возвратимся,

Там пред Нинсун предстанем.

Жизни пути ей известны, богиня поможет советом.

В дом величайшей богини с робостью братья вступили.

Сына увидев, Нинсун удивленно вскинула брови:

Вижу я, ты при оружьи, - к Гильгамешу она обратилась.

Враг ли какой угрожает Уруку и ты моей помощи ищешь?

Враг не опасен Уруку, - Гильгамеш богине ответил.

Мы угрожаем Хумбабе, защитнику кедров ливанских.

Зло все земное вобрал он, и мы его уничтожим.

Братьев оставив одних, богиня к себе удалилась

Чудное тело свое освежить очищающим корнем,

Грудь ожерельем украсить и лентою опоясаться.

Это все совершив, она на кровлю восходит.

Там, совершив воскуренье, свой возвысила голос:

Шамаш, бог справедливый, огибающий небо и землю,

Гильгамеш мне тобою дарован, объясни же, коль пожелаешь,

Почему ты вложил мне на горе в него беспокойное сердце,

Почему на дорогу направил, ему грозящую смертью?

Говорят, что зла в мире много, но пускай с ним бьются другие.

Так возьми же по крайней мере над сыном моим попеченье.

Когда ты во мрак уходишь, поручай его стражам ночи.

Помолившись, с кровли спустилась и кадильницы погасила,

А затем позвала Энкиду и к нему обратилась с речью:

Ты воин могучий, великий, хотя и не мною рожденный,

Тебя посвящаю я сыну, служи моему Гильгамешу.

С девами-жрицами вместе, какие верно мне служат.

И в знак посвящения надела ему на могучую шею

Талисман, от бедствий и сглаза, а также ему вручила

Каравай самой испеченный...

Таблица IV.

Снова двинулись братья Шамаша торной дорогой,

Дружеским взглядом хранимы. День завершив, отдыхали,

После ночи одной Гильгамеш обратился к Энкиду:

С тройкою туров могучих один в степи я схватился.

Пыль столбами взметнулась от мощных копыт и от рева.

Был я сражен. Но кто-то, не ведаю - зверь, человек ли

Мне поспешил на подмогу, дал из кувшина напиться.

Что означает видение это и что оно мне предвещает?

Слушай меня, Гильгамеш! - отозвался Энкиду.

Сон твой прекрасен и пусть он тебя не пугает.

Тот, кто пришел на подмогу - не человек и не зверь он,

Шамаш, наш бог милосердный или, возможно,

Родитель твой Лугальбанда. Поверь мне:

Подвиги, что совершим мы, не будут людьми позабыты.

Снова шагали они и вновь становились на отдых,

Хлеба съедали ломоть и были тревожимы снами,

Ибо виденья ночные богами даны человеку.

Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался?

Сон расскажу я другой. В ущельи мы оказались.

Вдруг послышался грохот. На меня гора обвалилась.

Ноги мои придавив. И вдруг появляется некто.

Видом прекрасный. Он с моих камни отбросил

Сердце мое успокоил и дал из кувшина напиться.

Кто этот друг неизвестный? Узнать хочу я, Энкиду.

Друг мой, - молвил Энкиду, - этот твой сон превосходен.

Благо тебе он сулит, хотя ты и был им напуган.

Ведь не гора обвалилась, это рухнул Хумбаба.

Кедров хранитель могучий больше нам не опасен.

Сбросим мы тело Хумбабы птицам и паса на съеденье.

И снова шагали они и вновь становились на отдых.

Хлеба съедали ломоть. Энкиду вырыл колодец.

К краю его Гильгамеш подошел и бросил щепотку

Взятой из дома муки, и к горе обратился:

Слушай, гора, и ночное пришли мне виденье.

Ветер холодный подул. Энкиду накрыл Гильгамеша,

Рядом остался стеречь он друга, уснувшего сразу.

Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

Третий сон мне привиделся, самый ужасный.

Небо вопило, словно от боли, земля грохотала.

Молнии в небе сверкали, ливень был смерти ужасней.

Гора, что вчера нависала, сделалась пеплом летучим.

Смысл сна распознавший, Энкиду сказал Гильгамешу:

Вот что сон означает: Хумбаба намного опасней,

Чем мы с тобою считали. В пламенном он одеяньи,

Точнее - в семи одеяньях, одетых одно на другое.

Он под могучей защитой, и чувствую я, что разумней

Будет в Урук возвратиться, с ним не вступая в сраженье.

Тело мое онемело, и в ногах появилась слабость.

Брат, - Гильгамеш возражает. - Неужто ни с чем мы вернемся,

Путь проделав великий? Неужто уступим Хумбабе?

Вспомни победы былые, и дух твой, Энкиду, окрепнет,

Оцепененье прогонит, вновь мышцы наполнятся силой.

Таблица V.

Ров перейден, и вступают они удивленно

В строй лесных великанов. Дышала природа покоем,

Но коварный Хумбаба к ним подползал незаметно.

Мощное тело его в одеянии было волшебном.

Шамаш заметил опасность, и с неба ударила буря.

Восемь он выпустил ветров, и громы загрохотали.

Молнии перекрестились, словно мечи великанов.

И ослепленный ветрами, и оглушенный громами,

Сдадимся тебе, победитель! Можешь взять меня в рабство!

Кедров сруби, сколько хочешь, лесов моих порожденье.

Сам их на место доставлю, дворец для тебя я воздвигну.

Вспомни коварство Хумбабы! - послышался голос Энкиду.

Он не достоин пощады. Но с ним мы покончим позднее.

Много опасней Хумбабы лучи в одеянии волшебном.

Если погашены будут, творец их могучий затмится.

Нет! - Гильгамеш отозвался. - Если изловлена птица,

Птенчикам некуда деться. Сначала Хумбабой займемся.

Что до лучей сиянья , оставим их напоследок.

Так, убеждая Энкиду, топор Гильгамеш поднимает,

С силой его направляя прямо в затылок Хумбабы.

В грудь хранителя кедров меч свой вонзает Энкиду.

Время птенцами заняться - молвил владыка. - И сразу

Стал топтать он ногами светящееся одеянье.

Меж тем Энкиду другое сорвал с неподвижного тела

И бросил в яму с водою - и в яме вода закипела,

Пар испуская горячий. Энкиду же сеть набросил

На пять остальных сияний. И все они оказались

В той же кипящей яме, её заполнив до края.

Теперь возьмемся за кедры! - сказал Гильгамеш и секирой

Он по стволу ударил. И лес задрожал от удара.

Что ты делаешь, друг мой, - проговорил Энкиду.

Тело живое ты губишь. Я чувствую запах крови.

Сходна она с людскою, только другого цвета.

Таблица VI.

Утром, от сна пробудившись, Гильгамеш очищает оружье.

Грязное скинув с себя, все чистое он одевает.

В мантию облачившись, он примеряет тиару.

На красоту Гильгамеша Иштар направила взор свой.

С речью к нему обратилась: - Супругом стань мне, владыка!

В дар от меня ты получишь небесную колесницу,

Золотом блещут колеса, остов янтарный пылает.

Сразу же быстрые мулы тебя на небо доставят.

Ты дворец мой увидишь и пройдешь через двери

В благоухание кедров. Перед тобою колени

Слуги мои преклонят, и одарят богатством.

Слушать тебя не желаю. - Гильгамеш отвечает богине.

Лучше сам одарю я дарами, какими желаешь.

Дом твой небесный украшу, зерном амбары наполню,

Только б тебя не коснуться. Твое отвратительно лоно.

Ты - как жаровня, которая в холод тепла не приносит,

Ты - как дырявая дверь, что в дом пропускает все ветры,

Ты - как колодец без крышки, песчаному вихрю открытый,

Ты - сандалия, жмущая ногу, ты - мех, пропускающий воду.

Вспомни, кого ты любила, и в любви клялась, не краснея.

Где юноша чудный Думузи и почему он страдает?

Пастушонка-птичку любила и его, как других, погубила.

Слышишь - плачет он: "Крылья, верни мне крылья"!

Лев могучий тебе полюбился - семь ловушек ему награда.

Жеребца ты на ложе пустила, чтоб отправить потом в конюшню,

Чтоб уздечку в рот ему всунуть и лишить желанной свободы.

И ещё пастуху-козопасу ты любовь свою подарила.

На костре выпекал он лепешки, сосунков приносил ежедневно

Ты ж его превратила в волка, и его гоняют подпаски.

Был тобою любим Ишаллану, твоего он касался лона.

Где теперь этот муж влюбленный? В паука ты его превратила!

Эту дерзкую речь услышав, взвилась в небо богиня осою

И предстала перед очами своего родителя Ану.

Слезы лились потоком, а глаза, как звезды, сверкали.

О, отец мой, - она вопила. - Гильгамеш нанес мне обиду:

Перечислил мои прегрешенья, опорочил меня перед всеми.

Ты сама, - ей родитель ответил, - оскорбила царя Урука.

Потому-то и перечислил Гильгамеш твои прегрешенья.

Нет, он будет мною наказан, - не унималась богиня.

Если ты меня не поддержишь, преисподнюю я открою

И оттуда выпущу мертвых, чтоб живых они всех пожрали.

Устрашенный этой угрозой, обратился Ану к богине:

Я согласен. Какую же кару ты решила ему назначить?

Дай быка мне, - сказала богиня, - пусть его он погубит.

Будет бык, - отвечает Ану. - Только он нуждается в корме,

Ибо бык он земной, не небесный, любит он траву и мякину,

Но в зерне его главная сила. Так очисти людские амбары,

Чтобы бык мой не был голодным и сражаться мог с Гильгамешем.

Будет сделано, все, что ты просишь, - отвечала отцу богиня.

Эту ночь запомнили люди. Бык свалился с неба на землю,

Опустился на берег Евфрата. В семь глотков осушил он реку,

И побрел он, мыча, к Уруку, - ведь Иштар его погоняла.

До сих пор можно видеть ямы от дыхания страшного зверя.

Шум услышали побратимы и покинули города стены.

Бык, узрев идущих героев, брызнул в лица им едкой слюною

И хвостом ударил огромным. От удара Энкиду согнулся,

И за рог он быка ухватился, приподняв могучую морду.

Гильгамеш же ударил в горло, и свалился бык бездыханным.

У чудовища вырезал сердце Гильгамеш в подарок Шамашу.

Со стены Урука богиня изрыгала в бессильном гневе

Побратимам хулу и проклятья. И тогда Гильгамеш изловчился

У быка он вырезал корень и швырнул им в лицо богини.

Созвала всех блудниц богиня, чтоб оплакать эту потерю.

Этот бычий огромный корень, что на ствол был похож древесный.

Гильгамеш же созвал умельцев, чтоб рога в серебро оправить.

В них входило шесть мер елея, чтобы им совершить возлиянье

В честь отца своего Лугальбанды.

Таблица VII.

День тот веселье принес им. До темноты вспоминали,

Как быка поразили и как над Иштар надсмеялись.

В сон погрузились они. И средь ночи вскрикнул Энкиду,

Разбудив Гильгамеша, о виденьи поведал он другу.

Мне небесный дворец приснился и великих богов совещанье.

И вещает Ану Эллилю: - Но они быка погубили

И Хумбабу, хранителя леса. И они похитили кедры.

Гильгамеш за это в ответе. Умереть царь Урука должен.

Нет, за все ответит Энкиду! - возмущенно Эллиль воскликнул.

В разговор их Шамаш вмешался: - 3а какую вину он в ответе?

Не твоим ли велением, Ану, бык небес и Хумбаба убиты?

Помолчал бы ты лучше, сын мой, - отозвался Ану во гневе.

Ведь ты сам был их провожатым и пособником их преступлений.

Лег Энкиду на ложе бледный. Его губы затрепетали.

Гильгамеш залился слезами: - Почему, о друг мой любезный,

Почему меня оправдали? Ведь мы оба Хумбабу убили

И быка небес поразили. И советчиком был нам Шамаш.

Но тебя я спасу от смерти. Умолю я богов о прощеньи.

На алтарь принесу все богатства. Все кумиры озолочу я.

Не помогут вам эти жертвы. Ни к чему вам золото тратить.

Не меняет Ану решенья, не вернется в уста ему слово.

Такова судьба человека. Все живущее смерти подвластно.

Я готов богам подчиниться, - в слезах отвечает Энкиду.

Пусть сбудется все, что предрек ты, этот сон посылая вещий.

Но пока со мною мой разум, прими мои пожеланья.

Я, как зверь, родился в пустыне и людских не знал бы страданий,

Если б мимо прошел охотник, не привел бы в пустыню блудницу.

До сих пор бы с газелями пасся и теснился у водопоя.

Пусть же будет кара обоим. Посылаю я им проклятья.

Пусть охотника руки ослабнут и он тетивы не натянет!

Пусть стрела не достигнет цели, пусть капкан его звери обходят!

Но обрушатся главные беды пусть на злодейку-блудницу.

Об очаге пусть забудет, пусть её из гарема прогонят!

Пусть пиво в прок не пойдет ей, пусть оно выйдет рвотой!

Пусть она живет одинокой и пусть на холоде стынет!

Пусть посетит её нищий, пусть бродяга её колотит! .

Я проклятье твое снимаю. Кто, Энкиду, кормил тебя хлебом?

Кто тебя познакомил с сикерой, что приносит забвение бедам?

Кто в товарищи дал Гильгамеша, что сейчас сидит с тобой рядом.

Он сердце твое успокоит, как положено брату и другу,

На почетное ложе уложит, призовет он царей иноземных

И обряд свой исполнив скорбный, удалится ко львам в пустыню.

ТаблицаVIII.

Едва лишь утро зарделось , Гильгамеш над Энкиду, склонился,

Положив на грудь ему руку, гимн пропел ему погребальный:

Сын пустыни и друг мой лучший, породила тебя антилопа,

Молоком ты вскормлен газельим на далеких пастбищах горных.

О тебе вспоминают звери, что теснятся у водопоя,

В кедровых рощах, Энкиду, о тебе горюют тропинки,

Плачут гор лесистых уступы, по которым с тобой мы взбирались.

И Евлей проливает слезы, и рыдает Евфрат многоводный,

Возвратившись в прежнее русло, о быке небес вспоминает.

Слезы льют старейшины града, те, что нас в поход провожали,

Женщины плачут в Уруке, тебя кормившие хлебом

Плачет тот, кто вина тебе подал. Свои волосы рвет блудница,

Тебя приведшая в город и сделавшая человеком.

Как же мне о тебе не плакать, когда мы, как братья родные.

Ты, Энкиду, - топор мой мощный, ты мой кинжал безупречный,

Щит мой, меня спасавший, плащ, что ношу на праздник.

Почему ты меня не слышишь? Тронул грудь, а сердце не бьется.

Покрывалом тебя накрою, как лицо накрывают невесте...

Едва лишь утро зарделось, призвал Гильгамеш всех умельцев,

Всех работающих руками - кузнецов, камнерезов и прочих.

Поручил им кумир изготовить, какого не было в мире.

Чтоб стоял, как живой, Энкиду на подножье из вечного камня.

Чтоб из золота было тело, лик из светлого алебастра,

Чтобы кудри лоб украшали и сияли лапис-лазурью...

Едва лишь утро зарделось, слепил Гильгамеш фигурку

Изготовил столб деревянный, на него фигурку поставил.

Сосуд из лазури медом наполнил, чашу из сердолика елеем

И к богам обратился небесным с мольбой о душе Энкиду.

Жертву учуяли боги, Гильгамеша услышали слово,

И из жилищ небесных они опустились на землю.

Эллиль уста открывает, вещает он Гильгамешу:

Все, что дыханье имеет, должно подчиняться закону.

Пахарь взрыхляет землю, сеет, посев убирает.

Ловчий зверей убивает, сыт он и в шкуре звериной.

Но смерть постигает любого, мрак сменяется светом,

Свет сменяется мраком. Жребий людей одинаков.

Что же ты ищешь в мире, живущем по вечным законам?

Таблица IX.

Сердце терзая плачем, царство свое покинув,

Бежал Гильгамеш в пустыню. И у холмов песчаных,

Похожих на женские груди, он опустился на землю.

В сон погрузился мгновенно. Но он не принес утешенья.

И не дождавшись рассвета, он направился в горы.

Львиный рык он услышал, увидел, что звери резвятся,

Словно щенята играли. - Почему вам неведомо горе,

Гильгамеш ко львом обратился. - Ушел ведь из жизни Энкиду,

Тот, с которым когда-то у водопоя теснились,

Стрелы от вас отводивший, засыпавший землею ловушки,

Где Энкиду, скажите? От зверей не дождавшись ответа,

Гильгамеш поднимает секиру и бросается молнией к стае.

Упал стрелою меж львами, беспамятных сокрушая .

Сразу за перевалом простирались крайние горы.

В бездну их корни уходят, касаются неба вершины.

Здесь начало восхода и окончанье заката,

Горы по имени Маша . Дверью закрыта пещера

И стражи её охраняют в облике скорпионов,

Но с головой человека.

Ужас превозмогая, Гильгамеш к скорпиону подходит.

Людям здесь нет прохода. - сказал скорпион. - Только Шамаш

Может вступить в пещеру. Мы ему открываем ворота.

Я ищу умершего друга, - Гильгамеш отозвался со стоном.

Был Энкиду мне младшим братом, и сразили мы вместе Хумбабу.

Также вместе быка одолели. Я хочу Утнапишти увидеть.

Он один один бессмертья добился. Дай войти мне в эту пещеру.

Двери открылись бесшумно, уступая могучему чувству.

Вступил Гильгамеш в пещеру и шагал, шагов не считая.

То, что для Шамаша было одною короткою ночью,

Для Гильгамеша стало дюжиной лет без рассвета.

И все же рассвет забрезжил, и все же дыханье ветра

Щек Гильгамеша коснулось. Шагая ветру навстречу,

Он вышел из мрачной пещеры. Взору открылась роща.

С деревьев плоды свисали, похожие на земные,

Но красоты несравненной. Рукою он к ним потянулся

И оцарапал пальцы, капли крови оставив

На мертвых подобиях яблок, смоквы и виноградин.

И стало понятно герою - деревья окаменели,

Стволы стали черным камнем и лазуритом листья,

Плоды топазом и яшмой, рубином и сердоликом .

И сад этот создан для мертвых, чтоб на пути к преисподней

Напомнить о прежней жизни, к которой не будет возврата.

Таблица Х.

Покинув обманную рощу, и выйдя к сиянию Солнца,

Герой океан увидел, бескрайнюю нижнюю бездну.

Над бездной утес узрел он, похожий на черную птицу,

Пившую воду клювом. И головой этой птицы

Казался дом невысокий, без окон, с плоскою кровлей.

К нему Гильгамеш подходит и видит, что дверь закрыта.

Но не укрылось от слуха за дверью чье-то дыханье.

Прочь убирайся, разбойник, - послышался голос женский.

Сюда нет дороги бродягам, здесь я, хозяйка приюта,

Самих богов принимаю, и их угощаю сикерой.

И знают меня все боги, для них я хозяйка Сидури.

Добром отопри мне двери. Иначе я их сломаю.

Вовсе я не разбойник и не бродяга безвестный.

Я на две трети от бога, и на одну - человека.

Зовут меня Гильгамешем, из города я Урука,

Который мной же прославлен. С другом моим Энкиду

Я уничтожил Хумбабу, что лес охранял кедровый,

Мы также быка убили, что послан на нас был с неба.

Я львов могучих рассеял, что памяти не имеют

И тосковать не умеют о тех, кто за них заступался.

Тотчас дверь отворилась, чтобы впустить Гильгамеша.

В лицо заглянув пришельцу, сказала хозяйка Сидури.

Скажи мне, убивший Хумбабу, - ничуть мне его не жалко,

Скажи, почему ты грустен. Почему голова поникла?

Как голове не поникнуть, и как лицу не увянуть,

Гильгамеш ответил хозяйке, - если мой друг Энкиду,

С которым труды мы делили, могильным сделался прахом.

Вот почему, как разбойник, странствую я по миру.

Мысль о брате любимом мне не дает покоя.

Путь к нему покажи мне. Как попасть к Утнапишти.

Море вброд перейду я, лишь бы к нему добраться.

Хозяйка герою вещает: - От века здесь нет переправы.

Свинцовые воды смерти облетает Шамаш, как птица,

И проплавает на лодке старец один Уршанаби ,

Что перевозит мертвых. Знает он путь к Утнапишти,

К единственному из смертных, ушедшему от закона.

Простился герой с Сидури, стопы свои к лесу направил.

Вышел из леса к реке он, на берегу увидел

Челнок и с ним рядом старца с копьем или длинною палкой.

Что бродишь, отстав от мертвых, - сказал Уршанаби герою.

Входи, я тебя доставлю прямо к пристани вечной.

Нет, не отстал я от мертвых, - ответил герой Уршанаби.

В груди моей бьется сердце, хотя во взгляде нет блеска,

Щеки от горя увяли, от слез голова поникла.

Вот чудо! Я слышу удары, - проговорил Уршанаби.

Действительно, сердце бьется. Зачем же сюда явился,

В эту страну без возврата, в вечные воды смерти.

Пришел я печалью гонимый, - Гильгамеш Уршанаби ответил.

Хочу отыскать я друга и сделать его бессмертным.

Теперь пропусти меня к лодке и отвези к Утнапишти.

Идем, - сказал Уршанаби. - Твою я выполню просьбу.

Другие, кого возил я, меня ни о чем не просили.

Вот шест тебе для равновесья. Им воды не касайся.

Расстегнул Гильгамеш свой пояс, раздевшись, свою одежду

К шесту привязал он крепко и поднял шест, словно мачту.

Челн Уршанаби погнало, так что влаги свинцовой

Смерти самой подобной, Гильгамеш шестом не коснулся.

Утнапишти по острову ходит, окруженному вечной бездной.

Шагая путем неизменным, свои он обходит владенья.

Неподвижна вечная бездна. Из неё не выпрыгнет рыба.

Нет над нею ни шума крыльев, нет ни резкого птичьего крика.

За горами, которых не видно, - Шуруппак и воды Евфрата.

Никаких нет вестей оттуда, лишь приходит челн Уршанаби,

Ибо нет промедленья у смерти. - Что с моими глазами случилось?

Эй, жена! Это челн Уршанаби, но над ним поднимается парус.

Никогда ещё не бывало, чтобы парус здесь поднимали.

Не волнуйся, глаза твои зорки, - Утнапишти жена отвечает,

Как в те годы, когда средь тумана, застилавшего землю и небо,

Ты спасения гору увидел и к вершине её причалил.

И мои глаза видят парус. И мертвец этот парус держит.

Посмотри, как бледны его щеки. Утонул мореход, наверно,

Что без паруса жить не может. И плывет он быстрее прочих

В край, куда торопиться не нужно, ибо нет для умерших возврата.

Говоришь несусветное что-то! - возразил жене Утнапишти,

Много сотен лет наблюдаю, как провозят души умерших,

Свой сохраняющих облик. Кто тут не был! И царь, и пахарь,

И флейтист, и кузнец, и плотник. А привозят их без короны,

Без мотыги, без горна, без флейты.

Посуди, кто у мертвого спросит, что он взять с собой захотел бы.

Гильгамеш на берег выходит, оставляя челн Уршанаби.

Он шагает, следы оставляя на песке, и сразу понятно,

Что ни мертвый с челна Уршанаби, а пришелец с живою душою.

И подходит к нему Утнапишти, обращаясь к нему с вопросом:

Почему твои щеки впали, почему голова поникла?

Может быть, от долгих скитаний твои опалились щеки?

Может быть, от ветра и стужи нет в глазах твоих больше блеска?

Потерял я младшего брата. Он ушел в страну без возврата,

Отвечает герой Утнапишти. - Примириться я с этим не в силах.

Все мне в жизни стало немило. Вот ищу я его по миру.

Покачал головой Утнапишти, отозвался речью печальной.

Почему ты не хочешь смириться с долею, назначенной людям.

Для людей на собраньи бессмертных судьба не оставила места.

Осознай, что богини и боги - полновесные зерна пшеницы,

Ну а все остальное - мякина. Людям Смерть не дает пощады.

Дом людской недолговечен, как печать, что мы ставим на глине.

Даже ненависть наша мгновенна...

Таблица XI.

Как же ты ушел от закона? - Гильгамеш его вопрошает.

Чем ты лучше меня и прочих? Ни сильнее, ростом не выше.

Почему ты почтен бессмертьем. Чем сумел угодить всевышним?

Вышло так. В Шуруппаке жил я, что стоит на реке Евфрате.

Город этот тебе известен. Я земляк твой и дальний предок.

Город древний, богам любезный. Они на собранье явились

Ану, Эллиль, гонец их Нинурта, и Эа был вместе с ними.

К потопу сердца их склонились . Дали клятву о неразглашеньи.

Не нарушил той клятвы Эа, чьему сердцу я был любезен.

Опустившись с неба на землю, к своему обратился он дому:

Слушай стенка, смекай, если можешь:

День придет, с неба хлынет ливень.

Но тебя перед этим, стенка,

Разберет хозяин на бревна,

Чтобы плот из бревен построить,

Чтобы на плоту том поставить,

Дом большой, с четырьмя углами,

Тот, кто в этом окажется доме,

Избежит внезапной кончины.

Был намек мне этот понятен. Но одно оставалось неясным

Как воспримут мое поведенье Шуруппака народ и соседи.

Объясни, - посоветовал Эа, - что решил ты отплыть к Океану,

Над которым властвует Эа. Приступил я к работе неделя.

Разобрал дом отцовский на бревна и разрушил дома ограду.

Бревна с досками мне пригодились, плот получился наславу.

Дом поставил с прямыми углами на огромный ящик похожий,

Разделил на девять отсеков. В высоту он имел шесть палуб.

Чтобы вода в него не сочилась, я заделал щели смолою.

Дети мне её приносили. Взял сосну под весло кормовое.

Приступил к заготовке припасов. Ввел овец и баранов на пищу,

Скот степной и зверье лесное разместилось в моем жилище.

Ввел семью свою с мастерами, что в работе мне помогали,

И назначил каждому место. Шамаш принял о нас заботу,

Объявив о начале ливня, чтоб мы дверь засмолить успели.

Утро бледное чуть загорелось, как возникла черная туча,

Возвратившая ночь, и сразу грохотанье послушалось Адду,

И его не выдержав взгляда, вся земля сотрясалась, как чаша.

Южный ветер рванулся в горы, сокрушая деревья и скалы.

Устрашились боги потопа, под защиту бросились Ану.

И у ног его растянувшись, как собаки, от ужаса выли.

И Иштар истошно вопила, словно роженица в схватках:

Покажите мне негодяя, что потоп обрушил на землю.

Не затем я людей рожала, чтобы в рыб они превратились.

Все шесть дней от начала потопа наше судно несло и качало,

Семь ночей пребывая во мраке, бурных волн ощущал я удары,

Но они становились слабее. Юный ветер стихало понемногу.

Ливень больше не бил по кровле. И окно отворить я решился.

Шамаш мне осветил пространство, и из глаз моих хлынули следы

Океан вокруг расстилался, Человечество сделалось глиной.

Сколько дней протекло, что не помню, но к окну подошел я снова.

И увидел на горизонте из воды выступавшую гору.

Я узнал её по очертанью. Ницар было горе этой имя.

Судно к ней я сумел направить, и гора его удержала.

Постепенно вода спадала, и я дни отсчитывать начал.

С наступлением дня седьмого голубка отпустил я на волю.

Но обратно он возвратился, ибо почва ещё не просохла.

Вслед затем стрижа отпустил я, но и он назад возвратился

Ворон был мной отпущен последним. Спад воды заметила птица

И уже назад не вернулась. Резкий крик я её услышал.

Дверь открыв, спустился на землю. Совершил на горе воскуренье.

Дважды семь поставил курильниц, наломал я кедровых веток.

И слетелись они, словно мухи, к этой жертве жадной гурьбою.

Мать-богиня явилась последней. Ожерелье из лазурита

Украшало дивную шею, дар владыки небесного Ану.

И рукою к нему прикоснувшись и любуясь его сияньем

Говорит она: - Камень этот, мне подаренный, призван отметить

Избавление земли от потопа. Насыщайтесь же, боги, дарами,

Вы достойны их, только Эллиля от людских даров отгоняйте.

Это он один самолично истребление людям назначил.

Также Эа, мой покровитель, обратился к Эллилю с укором.

Ты напрасно потоп устроил, ты устроил его, не подумав.

На виноватых и правых напрасно возложил ты равную кару.

Раз людей появился излишек, напустил бы львов на них хищных,

Или отдал волкам бы в пищу, или б Эрру призвал на помощь.

А теперь покажи Утнапишти и жене его место для жизни.

Подошел виновник потопа. Я на судне скрывался от страха.

Но меня он на землю вывел, со словами ко мне обратился:

Человеком ты был, Утнапишти, а отныне богам ты подобен.

И отныне твое жилище - устье рек. И нет тебе смерти.

Так я здесь оказался средь бездны наравне с моею женою.

Так, за муки и послушанье награжден нескончаемой жизнью.

Вдруг заснул Гильгамеш, и речи окончания он не услышал.

Сон дохнул на него необычный, буре песчаной подобный.

Говорит жена Утнапишти: - Разбуди человека для жизни.

Пусть на родину он возвратится той знакомой ему дорогой.

Покачал головой Утнапишти. - Не спеши. Пускай отоспится.

А пока напеки ему хлеба и на ложе поставь караваи.

На стене же ножом зарубки не забудь отмечать дневные.

Миновал семь дней, от которых на стене зарубки остались.

А когда Гильгамеш пробудился, от него Утнапишти услышал:

Овладела смерть моей плотью, ибо не было сновидений.

След усталости - сон твой долгий, - Утнапишти его успокоил.

Посмотри, что сделалось с хлебом, для тебя испеченным женою,

Для еды он теперь непригоден. но ты жив. К ручью отправляйся,

Смой смертельного сна остатки, замени свое одеянье.

Впрочем, вот челнок показался. Уршанаби тебе поможет.

И когда Гильгамеш удалился, говорила жена Утнапишти:

Зачерствел мой хлеб. Человеку что же дать теперь мне в дорогу?

У кого беспокойное сердце, - отвечает жене Утнапишти,

Тот житейской не знает заботы, человек этот сыт не хлебом,

А своим дерзновеньем безумным. И взамен зачерствевшего хлеба

Беспокойному мужу открою я свое сокровенное слово.

Ключевою водою умылся Гильгамеш и сменил одежды.

Стало тело его прекрасно, но печаль о лица не сходила.

В челнок Гильгамеш опустился, рядом став с Уршанаби,

Ты ходил, уставал и трудился. С чем домой возвратишься?

Я открою тебе на прощанье свое сокровенное слово.

Есть цветок на дне океана, лепестки на высоком стебле

Пламенными язычками. Если ты, Гильгамеш беспокойный,

Этот цветок добудешь, не грозит тебе злая старость,

Обойдет тебя смерть стороною. Вот оно, потаенное слово.

Гильгамеш это слово услышал и стрелою метнулся к колодцу.

Привязал к ногам своим камни и на дно погрузился бездны.

Привлечен был взгляд полыханьем цветка на колючем стебле.

Лепестки огня язычками пламенели во мраке бездны.

Прикоснувшись к цветку рукою, Гильгамеш о шипы укололся.

И, приняв его кровь живую, разгорелся цветок, словно факел.

И поднявшись с ним на поверхность, Гильгамеш сказал Уршанаби:

Вот цветок, добытый из бездны и дающий жизни надежду,

Отнимающий силы у смерти. Возвращусь я в Урук несравненный

И цветок на людях проверю. На себе его испытаю .

Гильгамеш с Уршанаби простился. Перед ним открылась пустыня.

В ней оазис и пруд глубокий. Захотел остудить свое тело

Гильгамеш в водоем опустился. Когда же наверх он поднялся,

Змея перед ним промелькнула. Змея цветок уносила,

На ходу свою шкуру меняя. Гильгамеш залился слезами:

Для чего свой век я трудился, никому не принес я блага...

Александр Немировский

Из книги «Мифы древности - Ближний Восток»

Примечания

1. Создатель эпоса так же, как Гомер и его продолжатели, начинает с краткого представления достоинств своего героя, который не только совершал

подвиги, но и сам их увековечил, использовав для этого не глину, а вечный камень. Автору могли быть известны надписи царя Лагаша Гудеа о восхвалениями своей деятельности, надпись царя Вавилона Хаммурапи.

2. Урук (современный город Варка, на юге Ирака) - один из самых прославленных городов Шумера. Согласно легендарной традиции, - это второй из городов, добившийся гегемонии над шумерами, Основателем царской династии считается Мескиагашер, сын бога солнца Уту. Основание Урука приписывается его сыну Энмеркару, которому наследовал эпический герой Лугальбанда, отец Гильгамеша. Археологические раскопки Урука, начавшиеся в 1849 г., продолжаются до сих пор, ибо по площади (5 кв. км) Урук - один из самых крупных городов древней Месопотамии.

3. Эанна, храм Ану, бога неба, по-шумерски "дом Ану". Согласно археологическим данным, это комплекс построек, над которыми возвышалась башня - зиккурат. Одним из многочисленных храмов огороженного стеною священного участка был храм богини любви и плодородия Инанны (Ининн), соответствующей аккадо-вавилонской Иштар. Зиккурат, называвшийся Згииаримин, был сооружением Ур-Намму, основателя царской династии Ура.

4. От стен Урука, считавшихся творением Гильгамеша, остались лишь следы в почве. Археологи датируют их началом III тысячелетия до н. э.

5. Семь мудрецов - герои этиологического мифа, распространенного в Месопотамии, Ханаане и Индии. Во времена Гомера сюжет был унаследован античным миром и наполнился новым содержанием.

6. Таким образом, по формальным признакам Гильгамеш - герой в греческом понимания этого термина. Правда, в эллинских мифах никогда не определялась соотношение в герое божественных и человеческих начал.

7. Пукку - какое-то оружие, которое не может быть отождествлено с широко распространенными типами вооружения. Возможно, это сеть, известная древним шумерами и позднее использовавшаяся в римских гладиаторских боях.

8. Дружина - постоянный контингент воинов, дополняемый в случае надобности ополчением. У царя и дружинников были близкие отношения. Они были вхожи во дворец. В мирное время, как это видно из эпоса, население страдало от "подвигов" царя и его "молодцев".

9. Эти и другие опущенные при изложении не совсем ясные детали поведения Гильгамеша характеризуют его как "бич народа", "тирана" в современном смысле этого слова. Последующая победа над ним человека природы Энкиду очеловечила Гильгамеша.

10. Царь направляет охотника в Эанну, где в храме Инанны-Иштар жили жрицы, поддерживавшие культ любви и плодородия сексуальными действиями. Слово "блудница" вносит негативный оттенок, чуждый представлениям древних почитателей Инанны-Иштар.

11. Эпитет полеонима Урук одними исследователями переводится "площадный", другими "огражденный". Мы условно берем термин "совершенный".

12. Ишхара - божество неизвестного происхождения, почитавшаяся в Передней Азии, у семитов и хурритов (в Уре, Угарите, Вавилоне), возможно, принадлежащая дошумерскому языковому субстрату, первоначально, богиня плодородия, впоследствии "владычица справедливости" и воительница. В эпосе о Гильгамеше она заменяет враждебную герою Иштар, и с нею находится в священном браке герой эпоса.

13. В шумеро-аккадской мифологии чудовище Хумбаба (шумерск. Хувава), охраняющее по поручению бога Эллиля кедровый лес Ливана, виделось многоногим и многоруким существом, таким же, как в греческой мифологии владыка Запада Герион.

14. Эгальмах - великий дворец.

15. Лучи сияния - сказочное оружие, которым наделен Хумбаба.

16. Иштар предала своего возлюбленного Думузи, отдав его своей сестре - богине преисподней.

17. В рассказах о возлюбленных Иштар она не только богиня плодородия, но также богиня охоты, войны, покровительница культуры. Отсюда пойманный ею лев, прирученный конь, животное войны, связь с садовником, превращенным затем в паука.

18. Проклятье Энкиду блуднице характеризует ситуацию "свободной любви" в Месопотамии. Наряду с жрицами и жрецами любви, находившимися в привилегированном положение, были уличные проститутки, ютившиеся близ стен и поджидавшие клиентов в людных местах (см.: Bott(ro, 1998, 352 и сл.).

19. Эта словесная формула используется аккадским поэтом для разделения эпизодов во времени.

20. Река Евлей (совр. Карун) текла к востоку от Шумера. В сохранившихся частях эпоса нет сведений о посещении героями этих мест.

21. Прощание Гильгамеша с Энкиду напоминает гомеровский плач Ахилла над Патроклом (Il., XVIII, 316 и сл.). Ахилл также кладет руки на тело друга и вспоминает совместно совершенные ими подвиги. Но насколько Гильгамеш гуманнее Ахилла. Он не приносит богам человеческих жертв, посвящая им лишь фигурку из глины. Сознавая себя виновником гибели Энкиду, он удаляется в пустыню, породившую Энкиду и, не примиряясь со смертью, пытается вывести душу друга из преисподней.

22. Гильгамеш считался противником львов и часто изображался на глиняных статуэтках сражающимся со львами. Этот зрительный образ был воспринят греками и воплощен в образе Геракла, считавшегося победителем чудовищного льва и изображавшегося в львиной шкуре.

23. Горы, через которые прошел Гильгамеш, по представлению шумеров и аккадян, находились на краю света, поддерживая небесный купол. Через отверстие в этих горах бог солнца спускался после завершения дня в царство ночи, чтобы на следующее утро пройти через такие же горы с другой стороны земли.

24. В представлениях о саде подземного мира могли отразиться впечатления от посещения подземных пещер.

25. Уршанаби - лодочник, перевозчик душ мертвых в преисподнюю, предшественник этрусского Хару и греческого Харона.

26. Почти повсеместное распространение мифа о потопе имеет общий архаический источник - одна или несколько катастроф. Варианты - результат миграции из Месопотамии. Потопы составляют часть своего рода космических ритмов.

27. Эрра - бог эпидемий в шумеро-аккадской мифологии.

28. Из-за обрыва текста неясна роль цветка, похищенного змеей. Не исключено, что она была сходной по назначению с золотой ветвью в мифе об Энее в преисподней в изложении Вергилия. Вероятнее всего, прибывший в подземный мир дорогой солнца Гильгамеш (один или вместе с Энкиду) мог вернуться лишь обладая "цветком солнца" как символом верхнего мира.

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Возможно, одни положения покажутся мифологам-теоретикам общеизвестными и не требующими специальных доказательств, другие же наблюдения и замечания, напротив, высказанными слишком бегло и бездоказательно. Но автор, естественно, не мог в одной, сравнительно небольшой статье дать глубокое исследование шумерского материала. В его задачу входило скорее привлечь внимание, в первую очередь специалистов-шумерологов, к особенностям этого весьма нетривиального шумерского текста. Как мне кажется, он проливает свет не только на некоторые грани постижения мира шумерийцами, но и на общие законы человеческого мышления. Мой учитель Игорь Михайлович Дьяконов, который отчасти был знаком с изложенной ниже интерпретацией текста, полемизировал со мною по многим вопросам. И все же мне хочется посвятить его памяти именно эту работу – памяти удивительного человека и замечательного ученого, кто ушел от нас, все свои силы отдав служению науке, способности мыслить и созидать, без чего он не представлял себе полноценной жизни и глубоко уважал такое же стремление в других.

Считается, что шумерийцы не оставили нам произведений, специально посвященных идеям происхождения мира, законов мироустройства, таких, скажем, как вавилонская поэма « Энума элиш» (« Когда вверху» ). Шумерские космогонические представления, как правило, содержатся в прологах-запевках, предваряющих почти каждое крупное литературное произведение, а также во многих этиологических мифах или диалогах-спорах о преимуществах. Из этих источников извлекаются и сопоставляются эти представления, и таким образом реконструируется весьма фрагментарная картина шумерских представлений о мироздании.
Одним из источников, восполняющих наши пробелы в знании шумерской космогонии, является и большой пролог к сказанию о Гильгамеше, Энкиду и подземном мире на что в свое время и указал один из основных его издателей С.Н. Крамер . Но знакомство исследователей с этим произведением практически началось не с начальной, а с заключительной части поэмы, которая была присоединена к аккадскому эпосу о Гильгамеше в виде двенадцатой таблицы, скорее всего в I тыс. до н. э. Последнее обстоятельство вызывало всяческие недоумения, ибо текст, как будто бы, совсем не был связан с предыдущим содержанием: так, Энкиду, умерший, согласно седьмой таблице эпоса, вновь оказывается живым и умирает уже совсем другой смертью. Когда после полной публикации шумерской версии текста стало ясно, что двенадцатая таблица представляет собой просто перевод части шумерского сказания, на нее в контексте всего эпоса перестали обращать серьезное внимание и иногда даже вовсе игнорировали .
Полное издание текста было осуществлено в 1963 г. израильским ученым Аароном Шэффером . Таким образом, подготовленный к публикации трудами многих исследователей памятник, что особенно характерно именно для шумерологии, дает возможность для новой интерпретации произведения .
Краткое содержание текста. Сказание, начинающиеся в традиционной шумерской манере о создании всего сущего на земле, сразу же переходит к рассказу об истории некоего дерева хулуппу (наиболее частный перевод его – « ива» или « тополь» ), чьи корни повреждаются водами Евфрата, на берегу которого оно растет. Евфрат же взволнован порывами Южного ветра и, возможно, бурным плаванием бога Энки, несущегося в ладье в подземный мир (или объезжающего подземный мир). Дерево спасает некая жена, идущая вдоль берега. Она вырывает дерево и пересаживает в « сад цветущий Инанны» , который находится в Уруке. Из дальнейшего повествования выясняется, что жена эта и есть Инанна. Она заботливо ухаживает за деревом, намереваясь впоследствии сделать из него священны трон (престол) и священное ложе. Но в дереве заводятся некие существа, враждебные намерениям Инанны: в корнях – « змея, не знающая заклятья» , в середине – дева Лилит, в ветвях, то есть на верхушке, орлоподобная птица Анзуд выводит птенца. Инанна рыдает и обращается к брату, богу солнца Уту, с просьбой помочь ей. Тот на ее мольбы не отзывается. Тогда она обращается к Гильгамешу, урукскому герою. Гильгамеш, облачившись в дорожное одеяние и вооружившись, убивает змею, а Лилит и Анзуд исчезают сами – Лилит бежит в пустыню, орел хватает своего птенца и улетает в горы. Гильгамеш с помощью своих сограждан срубает дерево, ствол отдает Инанне, а из корней делает пукку и микк у (к значению этих предметов мы еще вернемся). С пукку и микк у связано много странных событий, и они по проклятью жительниц Урука падают в подземный мир. Все попытки Гильгамеша до них добраться тщетны, и тогда слуга его Энкиду, видя горе господина, вызывается их достать. Гильгамеш учит Энкиду, как он должен вести себя в подземном мире, чтобы суметь вернуться оттуда невредимым. Энкиду не выполняет наставления господина, поступая как раз наоборот, и остается в подземном мире. По мольбам и просьбам Гильгамеша Энлиль приказывает богу Уту открыть дыру в подземном мире, чтобы дух Энкиду мог свидеться с другом. Гильгамеш задает ему вопросы об участи умерших людей под землею. К сожалению, именно эта часть рассказа наиболее фрагментарна и почти не восстанавливается.
Обращает на себя внимание почти строго пропорциональное трехчастное деление поэмы, хотя оно не сразу бросается в глаза из-за буквальных повторов больших частей текста, изложенных на языке эме-саль (так называемом « женском» языке, на котором излагались речи богинь и существ женского пола, главным образом в литургических и отчасти в литературных текстах).
Примерное распределение частей рассказа объемом в 303 строки таково: первая часть – строки 1 – 90, вторая – строки 91 – 205, третья – строки 206 – 303, т.е. девяносто, сто одиннадцать и девяносто сто семь строк; это не совсем точно, потому что одна часть истории плавно переходит в другую. Тем не менее содержание рассказа соответствует его структуре, ибо первая часть посвящена делам небесным, вторая – земным и третья – жизни подземного мира. Рассмотрим каждую часть подробно.

ЧАСТЬ 1. ДЕЛА НЕБЕСНЫЕ

Строки 1 – 16 . Сотворение и устроение мира. Это и есть тот знаменитый пролог-запевка предваряющий все произведение. В нем говорится; а) о выявлении всего сущего через сияние (т.е. светом) и о зазывании всего сущего по имени, причем не просто назывании, но « нежно, ласково» (так в нашем толковании, см. подробно « От начала начал» , стк. 414, с. 1 – 5); б) о сотворении элементов цивилизации – начали печь хлеб и выплавлять металл, но пока еще не в реальном воплощении (сткк. 6 – 7); в) об отделении небес от земли (сткк. 8 – 9); г) о назывании имени человека, что должно восприниматься как акт, предшествующий его реальному физическому сотворению. О последнем в этом произведении не упоминается (сткк. 10); д) о разделе мира между высшими силами: Ан забирает себе небо, Энлиль – землю, богиню Эрешкигаль « дарят» подземному миру, Куру (к сожалению, интерпретация этого абзаца до сих пор остается спорной), а Энки отправляется в плавание, видимо, объезжая океан подземных пресных вод, чьим хозяином он выступает в большинстве шумеро-вавилонских сказаний (сткк. 11 – 16).
Строки 17 – 26 – плавание Энки. Тут действие как будто отрывается от своей космической огромности и неожиданно переходит к подробному рассказу о том, как Энки плыл в своей ладье, отправляясь в подземный мир. Не совсем понятно, почему именно этому событию уделено так много внимания. Рассмотрению и толкованию этого загадочного отрывка посвящены две моих специальных статьи, к которым и отсылаю читателя , здесь же вкратце хочу отметить: прием, который очень удобно назвать кинематографическим термином « наплыв» , характерен для шумерской литературы. Он состоит как раз в том, что после окончания глобальных событий автор неожиданно выделяет какую-то деталь, как бы укрупняя ее, подводя к нашим глазам и рассматривая во всей конкретности. Далее, именно рассказ о плавании Энки становится завязкой развития последующих событий, таким образом осуществляя переход к последующей части – судьбе дерева хулуппу .
Строки 27 – 31 . Этот важный пассаж вводится формулой « тогда» , « в те дни» (u4-ba), т.е. так, как обычно начинается новый рассказ. Главный герой – дерево. Дерево было (так буквально), и оно было в своем роде единственным, т.е. неповторимым. Оно было кем-то посажено на берегу Евфрата, питалось его водами и вдруг подверглось неожиданной опасности.
Строки 32 – 39 . Ввод еще одного персонажа и новая тема – жена, « покорная словам Анна и Энлиля» . В чем покорная? Можно предположить, что все происходящее благословлено Аном и Энлилем и даже то, что Инанна выполняет приказ верховных богов. Инанна вносит дерево в свой « цветущий сад» и как-то особенно заботливо ухаживает за ним, сопровождая свой уход определенными действиями, возможно ритуальными (сткк. 36 – 37), и мечтая сделать из него священные предметы. Следовательно, в начале истории дерево представляло собою молодой побег, саженец.
Строки 40 – 46 . Завязка нового действия – дерево выросло, но в нем завелись существа, чье появление препятствует возможности его срубить. Это вышеупомянутые змея, Лилит, Анзуд со своим птенцом. Строки 47 – 51 . Обращение Инанны за помощью к своему брату, солнечному богу Уту. Строки 52 – 89 – повторение рассказа на « женском языке» , причем интересно, что в строках 52 – 53 суммировано содержание первых семи строк пролога и оно, это содержание обобщено весьма выразительно: « …в те предвечные дни, когда присуждали Судьбы, когда изобилие излилось над Страною» , т.е. Шумером. Следовательно, главное, что сообщил нам пролог, – это определение Судеб мира, благодаря чему Шумер наполнился изобилием. В последней строке этой первой части содержится очень важный момент – Уту не отвечает на просьбы Инанны, он молчит, но это обстоятельство никак не объясняется и почему-то не вызывает никаких гневных эмоций Инанны, что необычно для ее поведения, если судить по другим литературным текстам.
На этом, по нашему мнению, кончается история « дел небесных» и начинаются « дела земные» . Но сразу же встает вопрос – на каком основании мы разделили текст именно таким образом, когда в первой части говорится и о плавании Энки по вполне конкретной реке Евфрату, и о реальном городе Уруке, где в саду богиня выращивает свое дерево. Где же происходит действие – на земле, в Шумере или еще где-то? Это действительно очень важно, и можно было бы оправдаться разъяснением, что в этой части сказания действуют боги, но ничего не говорится о людях. Но есть и другое, более существенное обстоятельство. Не только в этом сказании, но и в других шумерских литературных памятниках часто в первый момент непонятно, где происходят события. С одной стороны, как будто на земле: в Уруке, на Евфрате и т.д. Но вот в сказании об Энки и Сутях, увезенных Инанной, где также говорится об Уруке и об Евфрате, уже недвусмысленно сказано, что Инанна ведет « небесную ладью» или « ладью небес» , из чего следует, что эта ладья и двигаться должна была бы по небу, но в тексте одновременно перечисляются реальные пристани на Евфрате. Создается впечатление, что Инанна движется сразу как бы в двух плоскостях – по небу и по земле, так же как в другом сказании она одновременно уходит из нескольких своих храмов. Поэтому действия, происходящие как бы в « небе-земле» , в нашей истории следует, как мне думается, воспринимать как относящиеся в первую очередь к « делам небесным» .

ЧАСТЬ 2. ДЕЛА ЗЕМНЫЕ

Они начинаются очень конкретной, чисто земной деталью – « на рассвете, когда небосвод озарился, когда на рассвете защебетали птицы, Уту из опочивальни вышел» . Вот только что бог Уту упоминался в рассказе, как молчаливый слушатель Инанны, а вот он уже солнце и озаряет землю с неба, и это показано одним словесным образом – пением птиц на рассвете. И на этом основании мы думаем, что начинается действие уже в Уруке земном, куда, конечно же, есть доступ богине Инанне, ибо мы находимся во временах, когда боги общались с людьми. Инанна обращается к Гильгамешу и слово в слово повторяет ему тот рассказ, который она изложила Уту (сткк. 96 – 133).
Дела земные в первую очередь связаны с подвигом Гильгамеша, который, как и подобает герою, совершает его в полном соответствии с эпической традицией. Строки 134 – 139 . Подготовка к подвигу – снаряжение к походу и вооружение Гильгамеша с подчеркиванием неимоверно богатырской силы героя . Строки 140 – 148 . Подвиг Гильгамеша, причем, судя по краткости описания, он дается ему с необычайной легкостью; судьба срубленного дерева, которое он отдает Инанне для ее поделок. Строки 149 – 176 . История пукку и микку . Происходят удивительные события, имеющие ключевое значение не только для второй части повествования, не только для всего сказания в целом, но и тесно связанные с другими произведениями, в частности с началом аккадского эпоса о Гильгамеше. Что же такое эти пукку и микку ? В тексте сказано, что Гильгамеш сделал их из корней и ветвей дерева хулуппу . Наиболее частый перевод – барабан и барабанные палочки . Но поскольку абсолютно твердой уверенности в подобном значении этих предметов не было, недавно появилась новая трактовка израильского ассириолога Якоба Клейна, принятая многими западными коллегами. Клейн считает, что речь идет об игре типа конного поло с деревянным мячом и палкой, погоняющей этот мяч. Роль коня, по мнению Клейна, исполняли те самые молодые люди, о которых, как в шумерском тексте, так и в аккадском эпосе сказано, что Гильгамеш их к чему-то принуждал и тем самым мучил . Несмотря на то что идея о барабане и палочках ныне как будто вовсе отрицается, я осмелюсь остаться при прежнем толковании за неимением более убедительного: свои возражения я высказала в публикации, посвященной, в частности, интерпретации двух отрывков из разбираемого ныне памятника . Основной смысл моих возражений тот, что несмотря на все приведенные контексты, трактовка Клейна остается остроумной гипотезой, и не более, к тому же достаточно социологизированной. С моей точки зрения, предметы, изготовленные из волшебного дерева, обладают некими магическими свойствами, причем скорее всего это именно музыкальные инструменты. Строки, рассказывающие о том, что происходит, в моем переводе звучат следующим образом:
149. Он же из корней барабан себе сделал волшебный. Пукку .
150. Из ветвей барабанные палочки сделал волшебные. Микку .
151. Барабан громкоговорливый, он барабан на просторные улицы выносит.
152. Громкоговорливый, громкоговорливый, на широкую улицу его он выносит.
153. Юноши его града заиграли на барабане.
154. Они, отряд из детей вдовьих, что без устали скачут,
155. « О горло мое, о бедра мои» , – так они громко плачут.
156. Тот, кто мать имеет – она сыну еду приносит.
157. Кто сестру имеет – она воду изливает брату.
158. Когда же наступит вечер.
159. Там, где стоял барабан, он место то пометил.
160. Он барабан перед собой воздел, он в дом его внес.
161. Когда же наступило утро, там, где они плясали,
162. От проклятий, от вдовьих,
163. От воплей маленьких девочек: « О, Уту!» ,
164. Барабан вместе с палочками барабанными к жилью подземного мира упал.
О чем же плачет и кричит этот « отряд детей вдовьих» ? « О бедра мои, о горло мое!» . Почему их жалоба направлено конкретно на бедра и на горло? И почему их родные, причем именно женщины (мать и сестры) приносят им пищу и еду? Да потому, что они поют и пляшут, истощая свои силы до бесконечности и не могут остановиться. А не могут они остановиться потому, что скорее всего этот барабан волшебный – надо знать заклятье, чтобы он перестал играть, и тогда человек может считаться хозяином и властителем неких магических сил. Но они не знают формулы заклинания – это ясно из всего контекста, поэтому-то женщины издают проклятие, которое отправляет волшебный барабан в подземный мир. А почему мы так уверены в этом? Потому, что перед нами предстает мотив хорошо известный по сказочному мировому фольклору . Так пляшет морской царь в сказании о русском богатыре Садко – он пляшет и не может остановиться до тех пор, пока Садко не прекратит своей игры на гуслях, так пляшет или подвергается избиению любой похититель волшебных предметов (гусли-самогуды, волшебный барабан, дубинка и т.д.), которое он хитростью отнял у героя, получившего их волшебным путем, очень часто связанным с пребыванием последнего в подземном царстве. Ведь юноши явно заиграли на барабане, не спросив Гильгамеша. Строки 165 – 169 . Волшебные предметы не просто провалились в подземный мир, они лежат пред ним, в дыре, они видимы. Но недостижимы. Гильгамеш тянет « руку и ногу» , но не может их достать. Строки 170 – 176 . Довольно загадочные жалобы Гильгамеша в его неописуемо страстной тоске по волшебному барабану, как мен кажется, вполне объясняются при нашей интерпретации, но непонятны, если речь идет об игре в мяч . Строки 177 – 180 . Появление помощника – слуга Гильгамеша Энкиду готов спуститься в подземный мир и достать волшебные предметы, очутившиеся там по волшебству (заклятию-проклятию). Строки 181 – 205 . Наставления Гильгамеша. Он дает Энкиду строгие наказы, суть которых в том, что Энкиду должен постараться проскочить подземный мир, стараясь быть там как можно незаметнее, и, главное, не уподобляться умершим, уже попавшим туда. Только в этом случае у него будет шанс вернуться обратно .

ЧАСТЬ 3. ДЕЛА ПОДЗЕМНОГО МИРА

Строки 206 – 221в . Полное нарушение запретов Гильгамеша. Энкиду поступает как раз наоборот. Почему? Может быть, он думает, что, уподобившись мертвым, он станет незаметнее? Как бы то ни было, он остается в Куре, подземном царстве. Его схватил « вопль подземного мира» , т.е., видимо, так обозначается то обстоятельство, что он стал заметным, как бы новым пришельцем. Строки 221 г – 221 ж . Идет подробное объяснение, почему он не может подняться – его не забрал Намтар (« судьба» ), его не схватил демон болезни Азаг, он не пал на поле брани, его схватила Земля. Строки 222 – 225 . попытки Гильгамеша спасти своего слугу, обращения к богам безрезультатны, пока он не взывает к Энки . Тот приказывает богу солнца Уту открыть дыру подземного мира и порывом ветра Энкиду (а точнее, его дух, так прямо говорится в аккадском эпосе) выводит из земли. Строки 246 – 303 . Одна из самых важных частей сказания – законы подземного мира. К сожалению, это наиболее фрагментарная часть рассказа, однако из сохранившихся строк видно, что она построена не хаотично, но имеет весьма четкое концептуальное строение.
В том виде, в котором сохранились эти отрывки, можно обозначить три ясные группы.
1. Роль потомства в посмертной жизни человека. Строки 255 – 278 . Гильгамеш задает Энкиду вопрос об участи людей, имеющих одного, затем двух, трех-четырех и так до семи сыновей, и мы видим, как начиная с числа четырех улучшается участь живущего в подземном мире. Один сын – как бы не сын, его отец под землей « перед колышком, в стену вбитым, горько рыдает» . Зато отец семи сыновей, « словно друг богов сидит в кресле, музыкой танцев наслаждается» . А тот, кто не имеет вовсе наследников, находится в самом гибельном положении. Также ужасна участь дворцового евнуха, нерожавшей женщины, молодого человека и юной девушки, умерших, не успев узнать любви и соответственно произвести на свет потомства.
2. Следующая тема – способ смерти человека. Сохранившиеся строки 290 – 303. Речь идет об участи воинов, павших в битве, и погибших от всевозможных несчастных случаев: человека, сбитого сваями, юноши, умершего во цвете лет, не успевшего родиться или родившегося мертвым младенца и т.д. К этой теме мы еще вернемся.
3.Наконец, судя по одной из версий, изложенной во фрагменте И16878, заключительная часть текста содержала личные конкретные истории отдельных людей, ибо Гильгамеш в нем спрашивает о судьбе своих родителей, снова о своих нерожденных младенцах, о « сынах Гирсу» , о шумерийцах, об аккадцах. Думается, что здесь обязательно должен был звучать этический мотив, ибо спрашивается о судьбе и тех, кто не чтил отца и мать, кто был проклят отцом и матерью, кто нарушил клятвы, клялся ложною клятвою, и т.д. Это очень важный момент, ибо, хотя в большинстве случаев из-за поврежденного текста мы не имеем ответа, какова же была участь этих людей, все же по сохранившимся обрывкам можно сделать предположение о жестокости их посмертной участи: « воду горечи пьет, насыщения не получает» (о проклятом отцом и матерью).
Таким образом, перед нами оказывается произведение, где создана стройная и цельная картина представлений об устройстве и установлении миропорядка, об основных законах жизни. При этом принцип трехчастности преобладает не только в основном членении темы (верх – середина – низ), но заметно тяготение к нему по всему ходу действия, в более мелком ее членении в каждой части рассказа.
Уже первые три строки пролога

как бы задают тон, подчеркивая важность этой трехчастности не только как стилевого поэтического приема, но и стремлением выразить глубокую суть событий, ибо этими словами сотворятся Время, тогда как последующими строками сотворяется Пространство. Далее Время и Пространство конкретизируется и уточняются. Но мы настаиваем на том, что речь идет пока только о назывании действия, о « становлении имени человеков» , т.е. о некоторых идеальных состояниях, предшествующих последующему воплощению. Поэтому « вкушение хлеба в домах» и создание плавильных тиглей я предполагаю понимать точно таким же образом, как создание на « Горе Небес и Земли» Зерна-Ашнан и Овцы-Лахар, чьи продукты первоначально предназначались для богов Ануннаков и только потому, что они не смогли их усвоить, были переданы людям .
Возможно, по современному впечатлению, идеи эти выражены несколько наивно, но это отнюдь не младенческий лепет, хотя перед нами логика, не отделяющая конкретного от абстрактного, символа от символизируемой реальности или идеи от образа. Это как раз та логика, которую мы называем поэтической, и в ней осознание значимости всего происходящего дано достаточно четко и определенно в образах, для древнего шумерийца не нуждающихся в дополнительных объяснениях и толкованиях. То же можно сказать и о последующих описаниях событий, составляющих пролог.
Далее, как мы видели, появляется дерево, и теперь, после рассмотрения всего сказанного, невозможно отрицать, что оно играет здесь роль медиатора, соединенного звена между мирами, их объединяющего начала. В своей книге « Архаические мифы востока и Запада» Игорь Михайлович Дьяконов яростно выступал против приписывания В.Н. Топоровым дереву хулуппу роли « мирового древа и центра вселенной» ; однако нельзя не увидеть, что именно этот мотив соединяет, с одной стороны первую и вторую, а с другой – вторую и третью части сказания. Бесспорно и то, что три создания, поселившиеся в деревне, делят его вертикальную горизонталь на три структурные части. Другое дело, что из всего этого роли мирового древа все же не получается, так как дерево срубают, более того, оно как бы и растет специально для срубания, к этому подготовлено.
Так же, хотя как будто и традиционны, но достаточно загадочны существа, поселившиеся в деревне, точнее их функции. Змея – корни – подземный мир – почему мы с такой уверенностью утверждаем, что речь идет о зле? В тексте она названа змеей, « не знающей заклятья» , и это определение наталкивает нас на знакомую ассоциацию Псалма 57, стихи 5 – 6, где говорится о глухом аспиде, который не слышит голоса колдуна-заклинателя. То есть это змея, не поддающаяся волшебным заклинаниям и, следовательно, обладающая большой колдовской силой. Далее, дева Лилит, описанная в тексте как крайне легкомысленное существо, возможно, проститутка. И, наконец, Анзуд со своим птенцом, который по шумерским текстам в отличие от аккадских отнюдь не злое, но крайне могущественное создание, тот, кому Энлиль дал решать Судьбы и благоволящий к смертным, во всяком случае, к отцу Гильгамеша Лугальбанде. Следовательно, зло этих существ только в том, что они завелись в дереве, необходимом Инанне для создания культовых предметов? Но не будем торопиться с выводами. Целый ряд шумерских литературных текстов, связанных с именем божества Нинурты, помогают раскрытию эпизода. Это сказание « Владыка в сиянии великом…» , рассказ о возвращении Нинурты в Ниппур, отрывок из цилиндра А. Гудеа, а также ряд шумеро-аккадских памятников . Все они связаны с восхвалением шумерского божества Нинурты – « Ангим» (подобный Ану/небу), он назван победителем Кура и далее рассказывается, как он украшает свою повозку трофеями битвы, в числе которых Анзуд, дерево хулуппу , семиголовая змея и другие существа, которыемогут быть разделены на три категории: мифические животные и чудовища, персонифицированные минералы и персонифицированные деревья, поскольку в остальных текстах, дающих некоторые варианты перечисления в иных последовательностях, говорится и о других деревьях .
Тут для нас важны два момента: 1) Нинурта – победитель змеи, Анзунда и дерева, т.е., по-видимому, на какой-то стадии произошло замещение одного героя другим ; 2) роль дерева хулуппу (халуб ). Как мы видим, из нашего контекста и из приведенных других никак не проистекает роль « мирового дерева» , несмотря на столь соблазнительное и абсолютно бесспорное трехчастное деление мирового пространства по вертикали, и по горизонтали, равно как и на связующие его функции в тексте. Все предметы-трофеи Нинурты являются в той или иной мере носителями зла, что подчеркивается неоднократно его эпитетами героя, победителя зла. После их умерщвления они становятся предметами, отгоняющими зло, как о том, также недвусмысленно говорится в текстах. Значит, Игорь Михайлович был абсолютно прав в той части своей критики, где он возражал против приписывания дереву хулуппу роли мирового древа и где призывал исследователей к крайней осторожности в выводах.
Однако ясно и то, что и само дерево, и предметы, из него изготовленные, обладали некоей волшебной силой и магическими свойствами. И тогда оказывается, что очень важную часть человеческой жизни, « дел земных» составляют героические подвиги, с одной стороны, и магические действия, может быть, даже попросту занятия колдовством, как чем-то весьма сомнительным, с другой. Намеки и недоговоренности аккадского эпоса становятся еще более понятны после нашей интерпретации шумерского отрывка с Пукку и Микку . Понятна и ненависть к этим предметам со стороны женщин и молодых девушек. Может быть, даже и понятен молчаливый отказ Уту – ведь он бог справедливости, очищения и правды, судья людей. Суть действий, совершаемых Гильгамешем, принуждающим к этому своих товарищей, противоположна идеям материнства и плодородия, как я пыталась показать в ряде своих работ . Змея и Анзуд, да и дева Лилит, также тесно связаны с этой темой, равно как и с поисками путей власти над миром, с действами и формами их проявлений, недостойных правителя. Может быть, именно поэтому Гильгамеш в шумерских сказаниях смертен и по смерти своей становится судьей подземного мира, но не получает « вечной жизни» , к которой он так стремится и которой добивается его антипод Зиусудра-Атрахасис.
В « земной части сказания» , таким образом, звучат три основные темы: а) изгнание злых волшебных сил, освобождение от них; б) подвиг героя; в) беды от неуправляемого волшебства, от магии. В какой мере связана с этими событиями смерть Энкиду, если судить только по содержанию нашего текста, сказать трудно, хотя тема смерти от нарушения запретов, тема удерживания его землей или Куром очень важна в этой третьей части сказания, опять-таки (в который раз!) членящейся на три части: 1) наказы Гильгамеша; 2) мольбы и сетования Гильгамеша. Просьбы о свидании с другом; 3) рассказ о порядках подземного мира.
Советы Гильгамеша, как надо себя вести в подземном царстве, интересны для нас в связи с другим текстом – « Девушка и гир » . Gir5 значит « путник, странник» , букв. « идущий» (в контексте произведения он оказывается духом мертвых). В наказах Гильгамеша говорится, что Энкиду не должен одеваться в светлую одежду, дабы не быть принятым за этого гира . Удивительным образом поведение Энкиду в нарушении наказов и девушки в сказании, готовящейся к приходу блуждающего гира, совпадают. Девушка готовит жертвенное масло (елей), и Энкиду умащается жертвенным маслом. Девушка готовит для пришедшего некоторые предметы (поводья, кнут, головную повязку, и т. д.), а Энкиду берет в руки копье и кизиловый жезл. Но девушка готовится, как выясняется из дальнейшего контекста, к похоронам, она должна похоронить этот блуждающий дух, чтобы он успокоился. Этот текст, являющийся одной из частей серии погребальных плачей, близко связан с погребальным обрядом . А наш текст? Не является ли эта часть завуалированным описанием погребального обряда? Если это так, ее присутствие в нашем произведении было более чем уместно, однако не берусь считать мое предположение доказанным.
Когда говорят о шумеро-аккадских взглядах на посмертное существование, как правило, ссылаются на описание подземного мира в поэме о нисхождении Иштар и соответственном отрывке из эпоса о Гильгамеше, подчеркивая чувство уныния, ужаса и безнадежного однообразия, которое в них сквозит . Первая часть рассказа Энкиду в нашей истории вполне совпадает с такими представлениями, может быть, даже усугубляется развертыванием описания страданий бесплотных людей, равно как и неожиданно погибших, не в бою, но при несчастных и, может быть, без совершения по ним погребального обряда (« …духа того, о ком позаботиться некому, видел?» ).
Но вот три положения, на которые хотелось бы обратить особое внимание: участь умершего в расцвете лет, сил, участь нарожденных (мертворожденных) младенцев и сгоревшего в огне. У того, кто сгорел, нет духа призрака, только дым его возносится к небу. Это в отличие от всех бродящих духов, призраков, полутеней. Какое удивительное знание о духах, такое, как если бы человек мог совершенно явно наблюдать и исследовать это явление – духа-призрака. Далее, тот, кто умер в расцвете лет и, видимо, беспорочным (он чем-то отличается от отрока и девушки, упомянутых в строках 275 – 277, хотя бы тем, что те перечислены в контексте бесплодия), лежит там, « где ложе богов» , а младенцы мертвые (или еще нерожденные) резвятся « вокруг стола из злата и серебра, где мед и прекрасные оливки» . Еще одна, и какая глубокая мифологема, и сколько ощущений, чаяний за ней, и какая могучая концепция, пусть не сформулированная теоретически, но выраженная интуицией поэта, позволяющей закончить произведение именно этими положениями!
И уже становится понятным, почему аккадские жрецы (или жоец-составитель) сочли необходимым именно эту третью часть шумерского сказания присоединить к столь важному мировоззренческому произведению, каким был аккадский эпос о Гильгамеше, не посчитавшись с некоторыми сюжетными неувязками и не решившись отредактировать ее соответственно внешней логике событий: другая внутренняя логика и отнюдь не идейно-политические соображения руководили ими, но более глубокие причины – в данном случае шумерский текст должен был ими восприниматься как священный.

В. К. Афанасьева

С.Н. Крамер издал первую часть поэмы в 1958 г. под условным названием «Гильгамеш и дерево хулуппу » (см. Kramer S.N. Gilgames and the huluppu-tree // AS. 1938. № 10). О шумерской космогонии, в том числе и в публикуемом тексте, см. idem . Sumerian Mythology. Philadelphia, 1944. P. 30 f.; idem . History begins at Sumer. N. Y., 1959. P. 171.

Перевод шумерского варианта второй (практически третьей) части поэмы выполнен Гэддом (Gadd C. J. Epic of Gilgamesh, tablet XII // RASS. XXX. P. 127 – 143). Отдельные отрывки издавал также Лэнгдон (Langdon St. The Sumerian Epic of Gilgamesh // JRAS. 1932. P. 911 – 948).

Так, И. М. Дьяконов в первом издании полного текста эпоса о Гильгамеше пишет, что таблица XII «представляет дословный перевод части древней шумерской песни «Гильгамеш и ива», механически присоединенный к тексту «ниневийской версии» эпоса (уже после заключения, каковым первоначально была в этой версии концовка XI песни)» (Эпос о Гильгамеше (о все видавшем) / Пер. с акк. И.М. Дьяконова. М. – Л., 1961. С. 119), и далее присоединяется к мнению ряда исследователей, что добавление это было сделано в конце VIII в. неким ассирийским жрецом Набузукупкену, известным собирателем и переписчиком литературных и религиозных текстов (там же, с. 123, прим. 10). На этом основании при последующих изданиях текста И.М. Дьяконов опускал XII таблицу (см.., например, Библиотека всемирной литературы. Т. I. Поэзия и проза древнего Востока. М.. 1973 или «Я открою тебе сокровенное слово»: Литература Вавилонии и Ассирии / Пер. с акк., сост. В.К. Афанасьева и И.М. дьяконов. М., 1981. С. 194), чего, однако, не допускали другие публикаторы эпоса.

Shafer A. Sumerian Sources of Tablet XII of the Epic of Gilgames. Diss. Oriental Studies. Univ. of Pennsylvania. 1963. Ann Arbor, Microfilms 63 – 7085.

Частично и достаточно конспективно интерпретация памятника изложена мною в комментариях к поэтическому переводу текста, см. «От начала начал». Антология шумерской поэзии / Пер., коммент., словарь В.К. Афанасьевой. Спб., 1997. Дальнейшие ссылки на текст приводятся по этому изданию. Публикация первой части поэмы с транскрипцией и грамматическим комментарием см. Афанасьева В.К. Одна шумерская песня о Гильгамеше и ее иллюстрация в глиптике // ВДИ. 1962. № 1. С. 74 – 93.

Крамер предполагал, что Энки отправляется в плаванье на борьбу с Куром, чудовищем-змеем, персонификацией подземного мира, для освобождения Эрешкигаль (см. AS. 10. C. 3 – 4, 37 см., а также Kramer. Sumerian Mythology… P. 38 – 78 и т.д.), но в дальнейшем он на этой интерпретации не настаивал.

Афанасьева В.К. К проблеме толкования шумерских литературных текстов // Эрмитажные чтения. Памяти В.Г. Луконина. Спб., 1996. С. 114 – 120; Afanasieva V. Rationales und Irrationales in Antiken Denken oder aus dem Blickwinkel des Dichters // Intellectual Life of the Ancient Near East. Papers presented at the 43th. RAI. Prague, July 1 – 5, 1996. Prague, 1998. C. 19 – 28. Основной смысл данного отрывка в том, что поэт с помощью выразительных и очень точных метафор показывает, как быстро и бурно несется ладья Энки по водам, оставляя вокруг себя, спереди и сзади большие буруны-круги и маленькие бурунчики, рассыпающиеся «как черепахи» и свирепствующие у носа и у кормы ладьи, словно волк и лев. Никаких аналогий с камнями-идолами и демонами-гала , как я предполагала в первом своем издании текста (см. ВДИ. 1962. № 1. С. 89. Прим. 13), тут нет.

Характерно, что Инанна вводится в историю точно так же, как и Энки, без называния по имени, которое раскрывается в последующих строках текста. Энки – «Он, Отец» и потом уже только Энки; Инанна – «жена, Ана словам покорная». Типичный стилистический прием шумерской литературы.

Так, пояс, который надевает на себя Гильгамеш, весит 50 мин, т.е. 25 кг, далее – «50 мин он сделал, как 30 сиклей», т.е. это вооружение для него очень легко, он носит его как бы играючи; бронзовый топор Гильгамеша весит «7 гу и 7 мин», т.е. более 350 кг.

С. Смит предполагал, что пукку и микку – музыкальные инструменты, скорее всего духовные (см. Smith S . // RASS. XXX. P. 153). Значение «барабан и барабанные палочки» было предложено С.Н. Крамером (Sumerian Mythology… P. 34: также JAOS. 64. P. 20), и это мнение было принято многими коллегами, в частности И.М. Дьяконовым.

Klein J. A New Look at the «Opression of Uruk» Episode in Gilgamesh Epic // Memorial Volume fur Jacobsen (in print). Клейн в своей работе, приводя начальный пассаж аккадского эпоса, справедливо сомневается, что прежние предположения о праве первой ночи, узурпированном Гильгамешем, более чем сомнительны. Однако его перевод фразы ina pukkisu teburu -usu – «on account of his ball (game) his companions are (constantly) aroused» («Эпос о Гильгамеше», табл. I, II, 10) представляется мне еще более сомнительным. Поэтому я предпочитаю придерживаться прежнего – «Все его товарищи встают по барабану» (см. «Эпос о Гильгамеше», с. 8).

Не исключено, Пукку и Микку имена собственные волшебных предметов, так же как, например, Шарур – имя Нинурты, обладающего чудесными магическими свойствами.

Одно из моих возражений Клейну: места, связанные с упоминанием пукку и микку , темны, они словно окутаны тайной, как в шумерском сказании, так и в аккадском эпосе, в них присутствует какая-то недоговоренность. В тех случаях, когда в шумерских текстах речь идет о занятиях спортом, о разного рода состязаниях, например, как в тексте Шульги: «Я царь, с материнской утробы герой…», о его спортивном рекорде в беге рассказано не просто открыто, но со вкусом, с приведением многих красочных и выразительных подробностей (см. «От начала начал»: «Я царь, с материнской утробы герой!», с. 247 – 250).

Cooper J.S. The Return of Ninurta to Nippur. Roma, 1978. Appendix A: The Trophies of Ninurta, где подробнейшим образом. В том числе и в таблицах, переписаны и сгруппированы существа и вещества, чьим победителем объявлен Нинурта.

Скорее всего Гильгамеш заместил Нинурту, и не только потому, что замещение бога героем – традиционная трансформация сюжета, но и из-за возможности датировать сказания о Нинурте (Гудеа? – 2123 г. до н.э.), в то же время представляется, что замена героя, а также и составление шумерского текста «Гильгамеш и Энкиду» произошли в период III династии Ура.

Афанасьева В.К. Магия в древневосточных обрядах плодородия // Эрмитажные чтения памяти Б.Б. Пиотровского. Спб., 1998. С. 3 – 9; Afanasieva V. Rationales und Irrationales… (см. библиографию) и ряд др. Очень кратко повторю некоторые положения. Я уже высказала предположение, основываясь на фольклорных источниках и ассоциациях, что барабан этот – волшебный и те, кто пляшет под него, не могут остановиться, потому, что не знают формул заклятья, т.е. не имеют над ним власти, которую, очевидно, имеет Гильгамеш. Это предположение уже тем самым водит нас в круг магических обрядов и идеи власти колдовства, колдовской силы. Участники этого обряда безусловно находятся в состоянии экстаза, и это-то в первую очередь и беспокоит их близких. Но такие состояния, как правило, связаны с оригинальными действиями, и мы можем предположить, что речь идет о каком-то оригинальном обряде, о таком, о котором есть какая-то неестественность. Такие действия производятся для достижения тайной силы, сокровенного знания», достижения такого особого состояния, когда человек «выходит» из своего физического тела и начинает видеть себя со стороны, что представляет собой начальный этап овладения своей психофизической структурой и приобретения власти над высшими силами природы и сверхъестественных знаний. Обычно этим обрядам сопутствуют и ненормальные половые отношения, когда задача сходящихся – не трата энергии на зачатие, но некое «самовозгорание», вывод сексуальной энергии в другую сферу. И мне кажется, что именно об этом явлении не столько говорят, сколько умалчивают и проговариваются шумерское сказание и аккадский эпос, отсюда и поношение Иштар и такая ненависть к ней (недаром Гильгамеш обвиняет ее в магических превращениях ее любовников – в коня, паука, льва, птицу). Все эти действия не столько не свойственны обрядам плодородия и завету «плодитесь и размножайтесь», сколько противоположны и враждебны им, отсюда и тревога и ненависть к барабану.

Kramer S.N. The GIR5 and Ki-sikil, A New Sumerian Elegy // ANES in Memory of J.J. Finkelstein. 1977. P. 139 – 142.

Как показал Б. Альстер, этот текст представляет собою часть серии погребальных плачей «Эдинна, Усагга» (см. Alster B. Edin-na-u-sag-ga. Keilschritliche Literatur. B., 1986. S. 19 – 37).

См. «Я открою тебе сокровенное слово» (с. 92), «Нисхождение Иштар» и строки 34 – 45 табл. VII «Эпоса о Гильгамеше» (с. 162 – 163), повторяющие первое описание почти буквально. Такое же клише мы встречаем и в сказании о Нергале и Эрешкигаль (с. 82), и в ряде других произведений, что указывает на прочно установившуюся традицию.

Текст воспроизведен по изданию: Афанасьева В.К. Сказание о Гильгамеше, Энкиду и подземном царстве в свете космогонических представлений шумерийцев // Вестник Древней Истории № 2, 2000, С. 53 – 63.

Глиняные таблички, на которых были сделаны наиболее ранние записи народных сказаний о Гильгамеше, относятся к середине III тысячелетия до н. э.

Есть основания предполагать, что Гильгамеш был реальной исторической личностью. Его имя сохранилось в списке древнейших царей Шумера. Реальный Гильгамеш правил в городе Уруке в конце XXVII - начале XXVI века до н. э. Сказания называют Гильгамеша сыном уруксгого царя Лугальбанды и богини Нинсун. Это утверждение не так фантастично, как может показаться, поскольку в древнем Шумере существовал обычай вступления царя в «священный брак» со жрицей, считавшейся живым воплощением богини, которой она служила.

Имя «Гильгамеш » предположительно означает «предок-герой ». Существует несколько вариантов записи эпоса о Гильгамеше. Наиболее полной и интересной является так называемая «ниневийская версия », написанная ассирийской клинописью на аккадском языке для ниневийской библиотеки царя Ащурбанипала. Эта запись была сделана в VII веке до н. э. но, по утверждению переписчика, представляет собой точную копию с более древнего оригинала. По традиции, автором этого оригинала считают урукского заклинателя Синликеуннинни, жившего в конце II тысячелетия до н. э.

Ниневийская версия поэмы о Гильгамеше носит название «О все видавшем». Это одно из самых замечательных произведений древневосточной литературы. Разрозненные легенды и сказания приведены здесь к стройному сюжетному единству, характеры героев даны в психологическом развитии, и все повествование проникнуто философскими размышлениями о жизни, смерти и смысле человеческого существования.

В начале поэмы Гильгамеш - юный и легкомысленный правитель. Не зная, куда девать свою силу, он жестоко угнетает подданных, а сам предается разгулу.

Доведенные до отчаяния жители Урука обратились с мольбой к богам, чтобы они создали Гильгамешу достойного противника.

Богиня Аруру слепила из глины могучего получеловека-полузверя по имени Энкиду Энкиду был наделен звериной быстротой и ловкостью, у него были длинные волосы, а тело покрыто шерстью.

До поры до времени Энкиду ничего не знал о мире людей, жил в лесу, питаясь травой, и дикие звери считали его своим.

Однажды Гильгамешу приснился сон, будто с неба упал тяжелый камень, которому поклонились все жители Урука, а сам Гильгамеш полюбил его, словно живое существо, и принес своей матери.

Мать Гильгамеша, мудрая богиня Нинсун, так истолковала сон: Гильгамеш обретет могучего друга, которого будет любить, как родного брата.

Вскоре к Гильгамешу пришел охотник с жалобой, что в лесу появился дикий человек, который пугает охотников и уводит у них добычу, засыпает ловчие ямы и освобождает зверей из силков.

Гильгамеш посоветовал охотнику выманить дикого человека из леса с помощью женщины.

Охотник нанял в городе красивую блудницу по имени Шамхат и отправился с нею в лес.

Блудница соблазнила Энкиду и увела его в Урук. Там он отведал человеческой пищи - хлеба и вина - и тем самым приобщился к миру людей, утратив свою звериную сущность.

Смирился Энкиду, - ему, как прежде, не бегать!
Но стал он умней, разуменьем глубже.
(Перевод И. Дьяконова)

Через некоторое время Энкиду встретил Гильгамеша. Между ними произошла схватка, но ни один не смог одолеть другого. Они признали, что силы их равны - и побратались. Гильгамеш отвел Энкиду к своей матери Нинсун, и та благословила обоих как своих сыновей.

Несмотря на столь благоприятный поворот своей судьбы, Энкиду «огорчился, сел и заплакал» . А когда Гильгамеш спросил его о причине такой печали, ответил:

«Вопли, друг мой, разрывают мне горло:
Без дела сижу, пропадает сила».

Тогда Гильгамеш предложил вдвоем отправиться в Ливанские горы, покрытые кедровым лесом, и уничтожить обитающее там чудовище Хумбабу.

Энкиду испугался. В своей прежней, лесной, жизни он подходил к жилищу Хумбабы и знал, что «ураган - его голос, уста его - пламя, смерть-дыханье ». Кроме того, бог Энлиль наделил Хумбабу способностью, по своему желанию, любого лишить храбрости.

Энкиду стал отговаривать друга от безнадежного предприятия. К нему присоединились мудрецы Урука. Они говорили Гильгамешу: «Зачем пожелал ты свершить такое? Неравен бой в жилище Хумбабы!» А мать Гильгамеша, мудрая Нинсун, воскликнула, обращаясь к богу солнца:

«Зачем ты мне дал в сыновья Гильгамеша И вложил ему в грудь беспокойное сердце?»
Но Гильгамеш уже принял решение. Он сказал Энкиду:
«Я пойду перед тобою, а ты кричи мне:
«Иди, не бойся!» Если паду я - оставлю имя;
Гильгамеш принял бой со свирепым Хумбабой!»

Тогда Энкиду поклялся, что будет сражаться вместе с Гильгамешем, и побратимы отправились в путь. Затри дня они проделали путь шести недель и достигли леса, где обитал Хумбаба.

Чудовище явилось перед ними в окружении «семи сияний », и эти магические сияния вселили в героев неодолимый страх. Но тут сам бог солнца Шамаш пришел на помощь Гильгамешу и Энкиду Мужество вернулось к героям, они одолели Хумбабу, сразили семь сияний, вырубили волшебные кедры, в которых заключались остатки злой силы, и выкорчевали пни.

После тяжелой работы Гильгамеш искупался в ручье, с «грязным он разлучился, чистым он облачился», и его красоту заметила богиня Иштар. Она спустилась с неба и предложила Гильгамешу себя в жены. Но он отказался ввиду скверной репутации богини.

«Какую славу тебе возносят?
Давай перечислю, с кем ты блудила!»

Некоторые историки видят в конфликте Гильгамеша и Иштар отражение реально существовавшего конфликта царской и жреческой власти.

Оскорбленная богиня попросила своего отца, бога Ану, создать исполинского быка, который уничтожил бы дерзкого Гильгамеша. Бык появился. Но Гильгамеш с помощью Энкиду победил и это чудовище, и герои со славой возвратились в Урук.

Ночью Энкиду увидел во сне Совет богов. Боги гневались зато, что Гильгамеш и Энкиду убили Хумбабу, находившегося под покровительством Энлиля, и быка, созданного Ану, и спорили о том, должны ли понести наказание оба героя или только один из них. В конце концов боги решили.

«Пусть умрет Энкиду, Но Гильгамеш умереть не должен».

Энкиду рассказал свой сон Гильгамешу - и оба они опечалились. Гильгамеш попытался умилостивить богов жертвами, пообещал украсить золотом их кумиры, но боги ответили: «Не трать, о царь, на кумиры злата, Слова, что сказано, бог не изменит.» По воле богов Энкиду заболел и умер. Гильгамеш горько оплакивал друга:

«Я об Энкиду, своем друге, плачу,
Словно плакальщица, горько рыдаю.
Друг мой любимый стал землею!
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!»

Со всей страны созвал Гильгамеш лучших мастеров и приказал им сделать статую Энкиду: тело - из золота, лицо - из алебастра, волосы - из лазурита.

С почестями похоронив Энкиду, Гильгамеш облачился в рубище и бежал в пустыню. Его терзала не только печаль по умершему другу, но и мысль о собственной смертности, которую он только теперь осознал: «И я не так ли умру, как Энкиду? Тоска в утробу мою проникла, Смерти страшусь и бегу в пустыню. » Гильгамеш решил разыскать мудрого Утнапишти, единственного бессмертного среди людей, и узнать у него тайну бессмертия.

Много дней шел Гильгамеш и наконец дошел до высоких гор, вершины которых подпирали небо, а основания уходили в преисподнюю. Здесь кончался мир людей и начинался неведомый путь, по которому солнце на рассвете всходило на небо, а на закате уходило во тьму.

Этот путь охраняли люди-скорпионы. Они попытались задержать Гильгамеша:

«Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги,
Не ходил никто еще ходом горным.
Темнота густа, не видно света».
Но Гильгамеш ответил:
«Ив жару и в стужу, в темноте и во мраке,
Во вздохах и плаче - вперед пойду я!»

Он устремился во тьму и, пройдя через нее, вышел к свету иного мира. Он увидел чудесный сад, где листья на деревьях были из лазурита, а плоды - из сердолика. За садом простиралось бескрайнее море - море Смерти, а на его берегу, на крутом обрыве жила хозяйка богов Сидури.

Узнав, что Гильгамеш хочет найти бессмертие, Сидури не одобрила его намерения:

«Гильгамеш! Куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты.
Боги, когда создавали человека,
Смерть они определили человеку».

«Днем и ночью да будешь ты весел,
Праздник справляй ежедневно.
Гляди, как дитя твою руку держит,
Своими объятьями радуй подругу- Только в этом дело человека».

Но Гильгамеш отказался вернуться в мир людей и продолжал свой путь. Переплыв через темные воды, он предстал перед бессмертным Утнапишти, обитавшим на другом берегу моря Смерти.

Утнапишти также, как и Сидури, говорит Гильгамешу, что боги определили человеку жизнь и смерть и повелели «жить живому ». Мудрый старец упрекает Гильгамеша за то, что он пренебрег долгом правителя и покинул свой народ: «Обрати лицо свое, Гильгамеш, к твоим людям. Почему их правитель рубище носит? » Затем следует вставной эпизод: Утнапишти рассказываете том, что во время Великого потопа именно он построил ковчег, спас свою семью и по паре всех зверей и птиц, не дав угаснуть жизни на земле. За это боги наградили его бессмертием.

Сказание о Великом потопе не связано с эпосом о Гильгамеше и было включено в повествование лишь затем, чтобы подчеркнуть мысль о том, что только за исключительный, небывалый в прошлом и невозможный в будущем подвиг человек смог обрести бессмертие, что это - единственный случай.

Гильгамеш впадает в отчаяние:

«Что же делать, Унапишти, куда пойду я?.
В моих покоях смерть обитает,
И куда взор я ни брошу - смерть повсюду!»

Желая утешить Гильгамеша, Утнапишти рассказал ему, что на дне моря Смерти растет цветок, возвращающий молодость. Добывший его хоть и не обретет бессмертия, но все же удлинит свою жизнь.

Гильгамеш привязал к ногам два тяжелых камня, нырнул на дно моря и сорвал чудесный цветок. С драгоценной добычей Гильгамеш благополучно достиг мира людей.

Он остановился у озера, чтобы омыться земной водой, но тут из норы выползла змея и похитила чудесный цветок. Змея сбросила старую кожу и обрела новую молодость, а Гильгамеш ни с чем вернулся в родной город.

Но когда он увидел могучие стены Урука, возведенные некогда по его приказанию, душа его преисполнилась гордости.

Конец поэмы с трудом поддается толкованию, но большинство исследователей склонны видеть здесь оптимистическую мысль о том, что истинное бессмертие человека - в его делах, совершенных в течение жизни.

• Здравствуйте Господа! Пожалуйста, поддержите проект! На содержание сайта каждый месяц уходит деньги ($) и горы энтузиазма. 🙁 Если наш сайт помог Вам и Вы хотите поддержать проект 🙂 , то можно сделать это, перечислив денежные средства любым из следующих способов. Путём перечисления электронных денег:

1. R819906736816 (wmr) рубли.
2. Z177913641953 (wmz) доллары.
3. E810620923590 (wme)евро.
4. Payeer-кошелёк: P34018761
5. Киви-кошелёк (qiwi): +998935323888
6. DonationAlerts: http://www.donationalerts.ru/r/veknoviy

• Полученная помощь будет использована и направлена на продолжение развития ресурса, Оплата хостинга и Домена.

Сказание о Гильгамеше Обновлено: Сентябрь 24, 2017 Автором: admin