Куда заводят мечты?Обзор культурных публикаций недели. Балет «Утраченные иллюзии» в зеркале столичной прессы
Борис Асафьев
Либретто В. Дмитриева. Балетмейстер Р. Захаров. Первое представление: Ленинград, Театр оперы и балета им. С. М. Кирова, 3 января 1936 г.
Пролог Утренний Париж. Площадь перед театром «Гранд- Опера» живет своей повседневной жизнью - открываются магазины, парижане спешат на работу, прогуливаются... На площади появляется группа молодых людей, среди которых начинающий композитор Люсьен. В сопровож-дении друзей он направляется к театру. Бережно прижимая к груди ноты, Люсьен полон надежд, мечтает о постановке на сцене прославленного театра своих сочинений. Не сразу решаясь переступить заветный порог, с волнением следит он за появляющимися в дверях театра актерами. Наконец Люсьен открывает желанную дверь и входит в театр.
Действие первое
Картина первая . Артистическое фойе «Гранд-Опера». Идет урок. Кордебалет и солистки под руководством балетмейстера проделывают экзерсисы. К концу занятий в репетиционное фойе входит группа балетоманов - меце-натов, репортеров, жуиров. Они чувствуют себя здесь хо-зяевами, дающими искусству средства к существованию, «заказчиками», определяющими его тон и направление. Среди завсегдатаев - банкир Камюзо, финансирующий театр, и герцог, покровитель искусств и светский бонвиван. Они сопровождают премьерш театра, Корали и Флорину, представляя как бы две соперничающие внутри театра партии: Камюзо содержит «звезду» балета Корали, герцог поддерживает Флорину, ее соперницу. С появлением главных покровителей театра и солис-ток труппы начинается репетиция. Приезжий знаменитый итальянский танцовщик исполняет сольную вариацию, за которой следует эпизод-пантомима «Парис и три богини». В перерыве между репетициями в зал несмело входит Люсьен. Под любопытными и недоверчивыми взглядами присутствующих смущенный молодой композитор теряется. Его усаживают за рояль и предлагают исполнить свое сочинение. Люсьен начинает играть - сначала робко, затем все более увлеченно. Но его музыка - страстная, полная романтической устремленности - оказывается чуждой слушателям. Группы гостей и танцовщиков, окружившие было композитора, расходятся. Люсьен не замечает этого и с вдохновением заканчивает исполнение. Только теперь он видит, что его никто не слушает. Становится ясно, что исход испытания предрешен - ведь директор театра прислу-шивается к мнению всемогущих покровителей. Надежды Люсьена рушатся. Отчаявшийся, упавший духом, он уже готов уйти, но его останавливает Корали. Ее глубоко взволновала музыка молодого композитора, покорила своей искренностью и благородством. Пользуясь своим влиянием на Камюзо и директора, Корали добивается заказа для Люсьена: ему поручают написать музыку к балету «Сильфида», создаваемому специально для Корали.
Картина вторая. В мансарде Люсьена. Он за роялем, вдохновенно работает над сочинением балета. В момент импровизации в комнату входит Корали. Увлеченный своим замыслом, композитор заражает энтузиазмом танцовщицу, и они вместе начинают искать образы будущего балета. Духовная близость рождает пока неосознанное чувство взаимного влечения. В разгар работы в мансарде появляется банкир Камюзо. Раздосадованный затянувшимся визитом Корали, он уводит ее с собой. Но Люсьен не огорчен: он слишком поглощен своим творчеством. Найдена главная тема балета, наконец-то обретен женский образ, воплощающий его мечту. Люсьен отдается мыслям о том, какой блестящий успех ждет его сочинение.
Картина третья . Афиши на парижских улицах извещают о премьере балета «Сильфида». В театр съезжа-ется публика. Закулисные дельцы занимаются своими махинациями. Король клаки торгуется с «покровителями» талантов - от него во многом зависит успех или провал премьеры. Герцог, по наущению Флорины, сговаривается с клакой о том, чтобы освистать новое произведение, его ав-торов и исполнителей. Начинается спектакль. Балет открывается полетом сильфид - они словно видимые образы звучащей музыки. Их танец прерывается появлением человека - это путник- романтик, бегущий от жизни, ищущий счастья. Сильфиды при его приближении разлетаются, но одну из них юноша успевает поймать. Развертывается романтическая сцена любовного объяснения, окрашенного в элегические тона: разлука неизбежна. Сильфида должна исчезнуть - ей не-доступна земная любовь. Как легко ускользающая мечта, она улетает. Юноша предается отчаянию... Успех балета Люсьена огромен. Несмотря на попытки герцога и подкупленной части завсегдатаев высмеять «Сильфиду», все рукоплещут молодому автору и Силь- фиде-Корали. Флорина полна зависти, и герцог предпри-нимает еще один шаг против новой постановки - заказы-вает одному из услужливых журналистов разгромную рецензию. Между сторонниками и противниками спектакля про-исходит стычка. Клака неистовствует, но молодежь востор-женно подхватывает счастливых Люсьена и Корали на руки и выносит из театра. Камюзо озадачен: Корали не осталась с ним. Флорина и герцог зовут его с собой.
Действие второе
Картина первая. Корали в своей комнате. Вбегает радостный Люсьен. Успех «Сильфиды» принес им не только славу, но и любовь. Счастье влюбленных было бы полным, если бы обстановка в доме Корали не напоминала о том, что все здесь принадлежит ее покровителю банкиру, что она не свободна. Внезапно слышатся шаги Камюзо. Он не должен видеть Люсьена, и Корали прячет возлюбленного. Банкир, довольный успехом Корали, готов на все, чтобы угодить ей. Он рисует перед ней заманчивые перспективы - новая квартира, экипаж, туалеты. Вдруг Камюзо видит цилиндр, забытый на столе Люсьеном. Напрасно Корали старается выдать его за часть своего концертного костюма: надетый на голову, цилиндр соскальзывает со лба и целиком закрывает лицо танцовщицы. Камюзо требует объяснений. Корали, не желая больше лгать, выводит Люсьена из укрытия и открыто говорит о своей любви к нему. Камюзо остается только уйти. Однако банкир уверен, что жизнь снова отдаст Корали в его руки. Корали и Люсьен счастливы: словно гора свалилась с плеч - они свободны. Появляются их молодые друзья: художники, поэты, музыканты - артистическая богема Па-рижа. Шумно и радостно празднуется успех балета. Автору и исполнительнице преподносятся памятные дары - стихи, оды, портреты. Люсьен импровизирует. В разгар веселья появляются герцог и Флорина. Герцог пришел лично пригласить композитора к себе на маскарад. Правда, держится он сухо. Но Люсьен упоен новыми для него знаками внимания и не скрывает своего восторга. С уходом герцога веселье вспыхивает с новой силой.
Картина вторая. Костюмированный бал у герцога. Среди танцующих - группа заговорщиков: Камюзо, герцог и Флорина. Последняя - не без умысла - в костюме Силь-фиды и в маске. Недавно соперничавших покровителей объединило желание подчинить композитора своей воле, сделать его послушной пешкой. Замысел заговора прост: завлечь юношу, ослепить его блеском славы и денег и заставить написать балет для Флорины. На балу появляется Люсьен. Он неузнаваемо изменился - черный фрак, белые перчатки, небрежные жесты и лихорадочное возбуждение. Люсьен сразу попадает в вихрь серпантина и конфетти, и в угарном маскарадном веселье, среди красивых женщин и нарядных мужчин, юноша теряет голову. Вот он, увлеченный незнакомкой в костюме Сильфиды, настойчиво преследует ее. Сорвав с нее маску, Люсьен поддается обаянию молодой женщины. По приглашению герцога молодой человек садится за карточный стол. Люсьен играет, и все подстроено так, что удача сопутствует ему. Раз за разом около него растет гора золота, и сила незнакомых страстей опьяняет его. Наконец свершилось желанное: Париж у его ног; деньги, женщины, слава - все принадлежит ему. В момент высшего напряжения игры на карточном столе появляется танцовщица. Это Флорина. В четких ритмах, зажигательно исполняет она модный танец качучу. Обольстительная страстность головокружительного та:нца Флорины окончательно покоряет юношу, и он падает к ее ногам. Заговор удался, Люсьен во власти Флорины, и герцог не может скрыть своего удовлетворения.
Картина третья . Корали в своей комнате. Возвра-тившись из театра, она не застает Люсьена. Его длительное отсутствие вызывает беспокойство Корали, ее охватывают тревожные предчувствия. Друзья Люсьена, пришедшие их навестить, напрасно стараются утешить и развеселить Корали. Вскоре приходит Люсьен, но он не один - с ним гер-цог. Люсьен находится в крайне возбужденном состоянии. Пригоршнями выгребает он из карманов золото - свой выигрыш. Теперь удача, счастье, признание, любовь долж-ны сопутствовать ему в жизни всегда. Опьяненный успехом и вином, он не замечает печали и тревоги подруги. Внезап-но появляется Флорина и легко уводит Люсьена за собой. Уход Люсьена переживается Корали как духовная смерть, как утрата прекрасных иллюзий жизни. Корали замечает оставленное Люсьеном на столе золото. Это вы-зывает у нее взрыв отчаяния, оскорбленного самолюбия. Она швыряет монеты в окно, неистовствует. Друзья, невольные свидетели драматической сцены, тщетно пытаются успокоить ее. Служанка выпроваживает гостей, но на смену им яв-ляется Камюзо. Корали гонит его, но он предъявляет свои права: все в комнате принадлежит ему. Доведенная до ис-ступления, Корали начинает бить и сокрушать окружающие ее предметы. Камюзо уходит торжествующий, уверенный в том, что он остается хозяином положения. Взрыв отчаяния сменяется оцепенением. Корали с грустью смотрит на медальон с портретом Люсьена и про-щается со своим возлюбленным, с надеждой на счастье.
Действие третье
Картина первая. Комната Флорины. Люсьен у ее ног, но в каждом его движении сквозит разочарование и угне-тенность. Как будто достигнув желаемого, он потерял сво-боду и творческую независимость. Герцог и директор театра заказали ему балет для Флорины, и балерина заставляет Люсьена приступить к работе. Молодой композитор за роялем пытается импровизи-ровать, но его импровизации сразу же отвергаются - сна-чала Флориной, а затем и герцогом. Им нужен покорный со-чинитель банальных бойких мотивчиков, необходимых для эффектного, но пустого балета о танцовщице, покорившей своим талантом разбойников. Флорина и герцог вульгари-зируют мелодии Люсьена. Негодующий композитор пыта-ется уйти, но Флорина, пуская в ход свою власть над ним, заставляет его вернуться. Сдаваясь, Люсьен возобновляет импровизацию и, уступая настояниям заказчиков, пишет требуемую музыку. Незаметно для себя юноша перестает быть творцом и превращается в ремесленника.
Картина вторая. В театре «Гранд-Опера» идет пре-мьера нового балета Люсьена «В горах Богемии», написан-ного им уже для Флорины. В балете торжествуют баналь-ность и формализм. Сцена представляет собой ущелье в горах Богемии. Разбойники с пистолетами в руках ожидают проезжих на большой дороге. Появляется карета, в которой едет балери-на (Флорина) со своей служанкой. Разбойники останавли-вают карету и угрожают путешественникам смертью, но чары балерины укрощают их. В то время как они пляшут вокруг нее, является полиция, вызванная расторопной служанкой. Зрители в восторге от Флорины. Особенно им понра-вилась воинственная полька, написанная Люсьеном на мо-тивчик, заказанный Флориной. Все рукоплещут балерине. Люсьен - в толпе поздравляющих. Однако его оттесняют в сторону, и он остается в одиночестве. К Люсьену подходит Камюзо и, иронически-любезно раскланиваясь, сует в руки композитора деньги. Отрезвевший юноша вдруг отчетливо осознает степень своего падения как художника и человека. Друзья, отвернувшиеся от него, насмешливо насвистывают пошлые темы из его нового балета. В ужасе от свершенного им пре-дательства Люсьен убегает из театра.
Картина третья. Набережная Сены в густом тумане. Сюда прибежал Люсьен с мыслью о самоубийстве. Но уме-реть не хватает сил. В смятенном сознании юноши возникает образ Корали - единственного человека, искренне любившего его. Вернуться к ней, вернуть себя, искупив свое предательство,- с такими мыслями он устремляется к Корали.
Картина четвертая. У Корали. Комната балерины пуста - все вещи распроданы за долги. Корали складывает свои театральные костюмы. При виде костюма Сильфиды ее охватывают воспоминания о надеждах и радужных иллюзиях, утраченных навсегда. Со вздохом прячет она тунику в картонку. В комнату уверенным шагом входит Камюзо. Он делает вид, что все забыл и пришел отговорить Корали от безрассудной поездки в неизвестность. Как опытный делец он рассчитал верно. Корали уже безразлична к своей судьбе: смерть или возвращение к Камюзо - в этом для нее теперь нет никакой разницы. Она уходит с Камюзо. В опустевшую комнату вбегает Люсьен, но поздно. Корали нет. Лишь на полу он замечает упавшие крылышки от костюма Сильфиды. И Люсьен с болью осознает, что утраченные иллюзии никогда не вернутся
Каждую неделю в серьёзных СМИ возникают и складываются те или иные сюжеты, особенно если происходит серьёзная премьера и все отделы культуры пишут об одном и том же. На этой неделе все писали о главной балетной премьере сезона.
На примере премьеры в Большом театре можно проследить обычный алгоритм работы отделов культуры СМИ, которые принято называть серьёзными.
Балет «Утраченные иллюзии», поставленный на специально заказанную музыку Леонида Десятникова, ожидался давно и с большим трепетом.
Репутация у Десятникова, как и у Ратманского, - самая что ни на есть очевидная: если не они, то вообще кто же? Поэтому предпремьерную арт-подготовку начали задолго. Тем более что весь последний сезон и композитор, и хореограф были последовательными ньюсмейкерами. Причём не всегда по своей воле.
Особенно повезло Ратманскому, чьи балеты возникали в этом году на столичной сцене с удивительной регулярностью. И здесь прежде всего стоит вспомнить фестивальный показ спектакля «Анна Каренина», привезённого из Мариинского театра, а также гастроли Американского театра балета (в рамках фестиваля памяти Ростроповича), показавшего в своей программе одну из последних работ хореографа - .
В выходные в Большом театре с большим успехом давали премьеру «Русских сезонов», одноактного балета Алексея Ратманского на музыку Леонида Десятникова. Это последняя постановка Ратманского в должности главного балетмейстера главного театра страны. Первый раз «Русские сезоны» были поставлены два года назад в Нью-Йорке, после чего Ратманский, гордость и главная надежда русской хореографической школы, получил массу заманчивых предложений. В своем интервью Алексей Ратманский отказывается подводить итоги своего «правления» в Большом, зато с удовольствием рассуждает о судьбах современного балета.
Ратманский, однако, человек танцующий, а не говорящий, поэтому отдуваться за замысел «невидимого шедевра» пришлось композитору, одному из главных публичных интеллектуалов нынешней арт-сцены.
Тут следует сделать отступление и сказать, что нынешние медиа пишут примерно одно и то же, интеллектуальный копипаст цветёт и пахнет, что ставит перед нашими обзорами важную задачу по вычленению сухого остатка («ремы»). Именно поэтому как в этом, так и в последующих обзорах будут приводиться в основном «эксклюзивные» подробности и цитаты, не повторяющиеся в других изданиях. Ведь культурная работа как раз и заключается в обмене реальной , а не мнимой информацией.
Ибо когда в канун события тот или иной делатель искусства вынужден давать десятки интервью, неизбежны повторения. И тут, конечно, многое зависит от личности интервьюера. Ведь всегда можно спросить что-то особенное.
Тяжесть публичного говорения о своём детище Леонид Десятников выдержал с честью. Одно из первых больших интервью композитор дал сайту GZT.Ru, где Ольга Романцова помимо прочего спросила его, зачем, собственно, заниматься таким устаревшим делом, как сочинение балетов:
- «В наше время устарело абсолютно всё, устарели и искусство, и культура. Всё, что мы делаем, мы делаем вопреки существующему порядку вещей. Это вопрос выбора: либо вы это делаете, либо бросаете всё, занимаетесь бизнесом или чем-то ещё. А то, что это никому не нужно, это безусловно».
Два его интервью одновременно вышли за день до премьеры в анонсных приложениях к «Коммерсанту» и «Ведомостям».
Сергей Ходнев в Weekend спросил , для чего в партитуру введены стихотворения Ф. Тютчева, пропеваемые и по-русски, и по-французски:
- - Как вокальный текст. Есть два стихотворения Тютчева, оба написаны по-французски. В начале первого акта звучит первое стихотворение в оригинале, второе появляется в конце второго акта в русском, гениальном, конгениальном переводе Михаила Кудинова, и оба они - в зеркальном отражении - звучат в конце третьего акта. Видите ли, в балете много материала, который можно охарактеризовать как фривольный. Галопы, всякие там мазурки...
- Еще качуча, наверное.
- Качуча есть, да. То есть там присутствуют жанровые рудименты, без которых этот балет не может обойтись. И мне показалось нужным противопоставить этому совершенно другой полюс. Поиски подходящего текста привели меня в конце концов к Тютчеву. Стихотворения французские, поэт русский - пускай Год Франции - России давно закончился. Мне кажется, что эти стихи подошли для моих целей просто идеально.
- «В спектакле занято 68 музыкантов и 48 артистов балета. Главные партии репетировали по 5 исполнителей, в финал вышли 3 состава Корали-Люсьенов-Флорин: Лунькина-Лантратов-Шипулина, Осипова-Васильев-Меськова, Сташкевич-Лопатин-Ребецкая. Кастинг преинтереснейший, потому что назначенные на одну и ту же роль артисты так различаются по темпераментам, внешним данным и амплуа, что, глядишь, вместо одного спектакля получится три разных. Так что и опытная клака, и восторженные балетоманы, и пристрастные журналисты, и неискушённая публика, и влиятельные персоны - словом, весь околотеатральный мир, который столь ярко обрисован в «Утраченных иллюзиях» и который за прошедшие 180 лет почти не изменился, непременно увидит на сцене Большого хоть кого-то из своих любимцев и кумиров. И, надо надеяться, иллюзий не утратит».
Пожеланию журналиста, однако, не суждено было сбыться. Рецензии на спектакль вышли сдержанно-кислыми. Однако, прежде чем перейти к ним, процитируем ещё одно интервью Десятникова, записанное Петром Поспеловым для «Пятницы» (мне показалось или же композитор действительно отвечает на вопросы коллеги с усталостью или некоторой неохотой? Хотя и рассказывает много интересного - Поспелов и сам пишет оммажную музыку, потому и вопросы задаёт крайне точные).
- - Ваш герой, композитор Люсьен, по сюжету создаёт две балетные партитуры. Получается искусство об искусстве, театр в театре, балет в балете. Остаётся ли в вашей музыке что-то на долю простого эмоционального слушателя, не приученного к рефлексии?
Категорически не приемлю этого вопроса. Ваш «простой эмоциональный слушатель» - музыкальная инкарнация так называемого простого человека, сочинённого и воплощённого в жизнь советским агитпропом. Я говорю о феномене, описанном Ольгой Седаковой со страстью и мастерством, присущими другому выдающемуся энтомологу - Владимиру Набокову. Вы озабочены эстетическими потребностями не приученного к рефлексии слушателя? Да ведь ему принадлежит сегодня весь мир. Можно я не буду печалиться о его судьбе хотя бы в момент нашей с вами беседы?
Ваш коллега Владимир Мартынов как-то сказал мне, что если профессия композитора ещё существует, то только потому, что не исчез тактильный контакт с нотной бумагой. Вы ведь тоже всё ещё пишете рукой, в то время как большинство композиторов заносят ноты прямо в компьютер. Какие у вас резоны?
Их много, назову лишь два - не самых главных, но существенных. Во-первых, несовершенство нотных программ. Их, по-видимому, разрабатывали люди, не шибко знакомые с нотной графикой. Во-вторых, меня тревожит собственная интернет-зависимость и я хочу хотя бы свои рабочие часы проводить вдали от компьютера.
После Страстной пятницы наступил светлый праздник Пасхи, Большой театр предъявил публике первый состав исполнителей, и штатные обозреватели столичных СМИ взяли паузу до среды (таков-де технологический цикл), тщательно взвешивая свои рецензионные формулы.
Первыми, как всегда, в бой двинулись блогеры, чьи оценки разнились от безусловного восхищения (как это описывает обычно скептически настроенный _Арлекин_) до полного неприятия с активным глумом в комментах (особенно показательных у Дольчева , одного из самых последовательных оперно-балетных погромщиков).
Кстати, _Арлекин_, кажется, единственный из рецензентов, кто отметил действительно замечательную работу сценографа.
- «Готов был увидеть и шедевр, и, тем более после мариинской «Анны Карениной», что-нибудь другое. Но всё-таки не ожидал, что в сюжетном балете на оригинальную современную музыку может всё сойтись настолько безупречно. «Утраченные иллюзии» - это роскошь без кича и изысканность без манерности. Про декорации (художник Жером Каплан) нельзя сказать, что они скромные, - они «богатые» в лучшем и правильном смысле слова, но настолько стильные, что оформление кажется минималистским, да оно такое и есть, если понимать минимализм широко, как отсутствие чего бы то ни было лишнего; а в то же время каждая картина разыгрывается в новой обстановке, комнаты и залы, улицы и площади - всё обозначено точно, предметно. Действие между тем не прерывается на перестановку декораций благодаря лёгкому занавесу, который служит фоном для эпизодов-интермедий».
Ну а Дольчев , чей набор неизменных пристрастий якобы позволяет ему громить и не понимать всё, что сделано не его любимцами типа Николая Цискаридзе, по принципу «всё говно, кроме мочи», особо анализом не заморачивался никогда. Его «сырная» маска позволяет ругать всё, что поёт и движется в повышенном (на пределе) эмоциональном регистре.
- «Не оч понятно, зачем этот балет в Большом театре... Ни один танцовщик в нём новыми красками не заиграет, не засверкает никакими гранями своего таланта, и никто на них не посмотрит с какой-то иной точки зрения.
Иван Васильев как был Спартак, так Люсьен никому и не запомнится.
Осипова как была Китри с бубном и с веером, так будут ходить на «Утраченные иллюзии», чтобы потом писать «как я хочу, чтобы Наташа станцевала Китри ».
Крысанова получила роль, которой практически в этом балете нет; разве что деньги будут платить за балеринский выход.
А для Овчаренко партия вполне соответствует таланту, но выше головы всё равно здесь не прыгнул».
Первой из «официальных» критиков отстрелялась Майя Крылова в «Газете.Ru» , удержавшаяся от прямых и однозначных оценок.
- «Этот балет стоит прежде всего слушать. Десятников, который честно говорит »моя музыка вдохновляется чужой», пожелал, чтобы мы вспомнили и великих романтических авторов, и сочинителей простоватых балетных »музычек». В умилительные мелодии рояля и струнных, обыгрывающих опусы Листа с Шуманом, вклинивается ирония духовых; в иные моменты из оркестровой ямы гремит откровенный гротеск. Но есть эпизоды, где авторские миноры а-ля ноктюрн Шопена пробирают насквозь, а в начале и в конце балета женский голос с тоской поёт стихи Тютчева. Может быть, роскошная партитура, интерпретированная дирижёром Александром Ведерниковым, - это расчётливая иллюзия искренности?
Хореограф в это время решает собственные задачи. Понятно, почему Ратманский считает прежнее либретто »очень театральным»: по ходу действия публика видит два »балета в балете» с разными типами романтического »местного колорита». Первый, возвышенно-мечтательную »Сильфиду» (тоже спектакль об утрате иллюзий), Люсьен пишет для своей возлюбленной - идеалистки Корали. Второй, разухабисто-фольклорный опус »В горах Богемии», он, поддавшись слабости, сочиняет для конкурентки Корали, коварной Флорины. Знатоки вспомнят, что в основе противостояния героинь лежит реальное соперничество великих балерин XIX века - Марии Тальони и Фанни Эльслер».
Точно так же, достаточно нейтрально, в духе «объективного подхода», отчитались «Известия» и «Московские новости». Светлана Наборщикова в «Бальзаке и мечтах» , единственная из пишущих о балете, вынесла фамилию автора романа, по которому был сначала поставлен один русский балет, а затем и другой, в заголовок текста («Известиям» никогда не были чужды просветительские интенции).
- «Приверженность к сценическому драйву и нежелание навязывать зрителю «психологию» - ещё одна общность соавторов. События сменяют друг друга с динамикой хорошего голливудского кино. Лирических отступлений - необходимый минимум. По сути, в трёхактном балете всего два крупных обобщения - первый дуэт-объяснение Люсьена и Корали и мастерски сделанное трио: Корали-Сильфида танцует с первым танцовщиком, а Люсьен, как в зеркале, повторяет его движения. Остальные авторские резюме укладываются в несколько тактов и жестов, и порой этого мало. В финале, например, просится ещё один дуэт Корали и Люсьена. Дуэт-воспоминание, дуэт-прощание, дуэт-прощение - да мало ли куда поведет авторов их недюжинная фантазия».
Анна Гордеева в недавно обновлённых «Московских новостях» , отныне ставших ежедневными, воздаёт должное всем создателям спектакля, отмечая промахи кастинга.
- «Удивительно, что при такой задумке хореограф выбрал для премьерного вечера двух артистов, для которых именно энергия - главное в существовании на сцене. Роль Корали получила Наталья Осипова, роль Люсьена - Иван Васильев. Осипова - героиня рекордистских фуэте и пропарывающих сцену прыжков, но ни того ни другого в этой роли не оказалось. Собственно, балерине гораздо больше подошла бы роль второй героини, Флорины, - той самой, что увела композитора от лирической тихони. Для этой дамочки Ратманский поставил отличный трюк - фуэте на игровом столе. Но Флориной стала Екатерина Крысанова - и, надо сказать, исполнила партию с блеском. А Осипова очень старалась обозначать благородство, внутреннюю тишину героини, но лучше всего ей удалась та сцена, когда балерина, еще не расставшаяся с богатым покровителем, морочит его, скрывая свеженького любовника.
Иван Васильев - лучший на сегодняшний день Спартак театра, простолюдин и бунтарь. Ему роль юного композитора подошла чуть больше - да, никакого бунта в Люсьене и в помине нет, но вот сыграть увлечённого большим городом простака артисту удалось неплохо. Правда, кажется, что ставилась партия не на этого танцовщика - в ней слишком много мелких деталей, в которых он не силён. И ещё - мог ли вот такой простак сочинить партитуру «Сильфиды» (как то предполагает либретто)? Но это уже, наверное, вопрос к давнему либреттисту, а не только к сегодняшним авторам и артисту».
Однако основные претензии к постановке были высказаны в «Коммерсанте» и в «Ведомостях», причём, в соответствии со спецификой своих изданий, рецензенты обеих газет обращали внимание на разное.
Анна Галайда и Пётр Поспелов в «Ведомостях» акцентировали рецензию на музыкальных моментах, а Татьяна Кузнецова из «Коммерсанта» сфокусировалась на недостатках хореографии (пафос их становится понятным уже из заголовка - «Растраченные иллюзии»).
- «Коль скоро танцы Ратманского вышли на этот раз столь незамысловатыми, героем спектакля стала музыка. Но и в ней больше интеллигентности, чем реального креатива. Десятников написал музыку Десятникова. Ингредиенты из французской (включая Шопена) и советской (включая Хачатуряна) музыки залиты, как яичницей, узнаваемым авторским слоем. Как это было и в опере »Дети Розенталя», в омлет попали не причастные ни к Бальзаку, ни к советскому балету 30-х годов первоисточники. К примеру, музыка перед размолвкой Люсьена и Корали как две капли воды напоминает вступление к сцене у канавки из »Пиковой дамы». Сцена в мансарде Люсьена - точь-в-точь картина »У Петрушки», и фортепиано в оркестре солирует точно так же. Балет »В горах Богемии», где играет труба и крякает туба, - ну чем не Балерина и Мавр? Как репейник, пристали Чайковский и Стравинский к чужому сюжету, а Десятников, не отважившись отсечь лишнее, убавил культурной игре блеска. Намеренно лишённая оркестрового полнозвучия, музыкальная ткань образуется из системы инструментальных ансамблей - это роднит партитуру с образцами высокого европейского модернизма и тем самым тоже работает мимо темы. Собственно музыка не столь естественна, как в иных произведениях Десятникова, относимых к шедеврам. В третьем акте, где создаётся любимое композитором настроение тоскливости, идут одна за другой прекрасные страницы: Десятникову всегда удаются сцены, где страдает одинокий композитор, будь то Люсьен или Вольфганг Амадей. Стихи Тютчева, поющиеся из ямы, придают замыслу объём, однако не заменяют отсутствующую в проекте центральную идею.
Ратманский и Десятников, выбрав сюжет и название, как бы заявили, что драмбалет образца 30-х - это сегодня круче некуда. Но никак не объяснили почему. Их опус не хочет нас ни просветлить, ни разозлить, ни озадачить. Он хочет оставить нас в покое. А в выигрыше остался Бальзак, чьё универсальное название теперь описывает чувства тех, кто надеялся посмотреть приличный балет в Большом театре».
- www.vedomosti.ru
- «Помешал сам балетмейстер Ратманский. Славящийся своей музыкальностью, он не просто не использовал возможности партитуры. Хореограф поставил свой самый немузыкальный балет. Причём не только по темпоритмической букве, хотя глаз режут и анемичные арабески-селёдки, в которых трухают герои балетика «В горах Богемии» под кастаньетную зажигательную коду; и наивная полупантомима развязки, разыгрываемая под проникновенную арию на стихи Тютчева (уж лучше персонажи не двигались вовсе!); и частые несоответствия музыки и амплитуды движений. Куда серьёзнее то, что банальность этих движений противоречит самому духу музыки. Казалось, что хореограф заполняет сценическое время штампами, застрявшими в памяти ещё со времён училища. Во всяком случае, никогда раньше выдумщик Ратманский не позволял себе запускать целые серии школярских па-де-бурре - па-де-ша, никогда ещё не повторял так часто одну и ту же комбинацию. Обычные для Ратманского массовые пробеги из кулисы в кулису и поочерёдное исполнение кордебалетом одинаковых па здесь превысили все композиционные нормы, ввергнув в хаос и сцену маскарада, и представление балета «Сильфида», наблюдаемое нами как бы из-за кулис.
Надежда на то, что мастер стилизации Ратманский поиграет в романтический балет, рухнула, как только придуманные им сильфиды заволновались руками, точно водоросли в бурю, стали сигать в волевых прыжках и взбрыкивать ногами, как труженицы канкана. Главная сильфида, балерина Корали, «на сцене» танцевала примерно то же, что и «в жизни». И хотя танцевала она много, балетмейстер не поставил героине ни одной выигрышной вариации. Ее любовные дуэты с Люсьеном, полные всевозможных «брёвнышек», «проездов» и воздыманий ввысь, тоже выглядели довольно аморфно (впрочем, эротика никогда не была коньком Ратманского - у него всегда то «до», то «после»). Из-за невнятности партии Корали на первый план вышла её соперница: у Флорины по крайней мере есть одна полноценная вариация и в довесок 32 фуэте, исполняемые на столе,- единственный эпизод балета, вызвавший единодушную овацию».
Тем не менее штатные обозреватели почему-то не спешили со своими оценками, предпочитая, в соответствии с логикой производственного цикла, дождаться середины недели.
Впрочем, понятно почему - разброс оценок спектакля столь велик, что никому не хотелось опередить других и сесть в лужу с непомерным восхвалением или же оголтелой критикой. Сольные выступления всегда и у всех на виду, тогда как одномоментный хор нивелирует любые противоречивые впечатления.
К сожалению, подобная картина наблюдается у нас не только в балетно-музыкальной критике.
Слава — товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо.
Оноре Бальзак
И вот теперь, мой друг, томит меня тревога:
От тех минут вдвоем какой остался след?
Обрывок мысли, взгляд... Увы, совсем немного!
И было ли всё то, чего уж больше нет?
Фрагмент стихотворения Ф.И. Тютчева (пер. с французского Михаила Кудинова). Использовано в музыке "Утраченных иллюзий".
Тем, кто не в курсе, о каком балете идет речь, рекомендую свеженаписанную Борисом Тарасовым . От себя добавлю, что в основу спектакля положен сюжет Бальзака — центральный роман трилогии «Отец Горио» — «Утраченные иллюзии» — «Блеск и нищета куртизанок». Певец французского романтизма как-то вышел у нас из моды, и совершенно напрасно. Трилогия гениальна!
Бальзак с хладнокровием прозектора препарирует живой труп французского общества периода Реставрации, однако вся эта патанатомия обнаруживается при вскрытии и нашего с вами социума: бал правит всё тот же Капитал, отравляющий мозг и душу, развращающий и опошливающий даже самые чистые сердца, звенящий монетой в подмену истинным ценностям.
Иван Васильев в партии Люсьена. Фото Дамира Юсупова.
Трагическая судьба одаренного юноши-поэта, который, стремясь выбиться из провинциальной серости, пытает счастье в Париже, не может оставить равнодушным ни одного читателя. Сначала наивный Люсьен пытается применить свой писательский талант, но вскоре сталкивается с жестокой реальностью большого города, жизнь и помыслы обитателей которого подчинены Мамоне. Честолюбивый Люсьен слаб духом, но несмотря на отсутствие внутреннего стержня, плесень суетного стяжательства и жажда славы не сразу овладевает его душой. И все же, проникнув в самый ее тайник, разложение необратимо завладевает юношей. Нищета и унижение добивают остатки самолюбия, и на грани последнего отчаяния Люсьен попадает в лапы аббата Карлоса Эрреры (он же Вотрен в «Отце Горио» и Жак Коллен в «Куртизанках»). Этот «Отец, Сын и Святой Дух», своего рода тримурти, созданный Бальзаком, — связующий элемент всех трех романов. «Макиавелли каторги», как называет его сам автор, и хладнокровный убийца попадает под очарование юного Люсьена, и отдает этой страсти все свои помыслы и действия в «Куртизанках». Интересно, что Бальзак не морализирует над «порочной природой» такой привязанности, но кладет ее в основу сюжета, как закваску в тесто — смело для того времени! Но вернемся к балету.
Алексей Ратманский (выдающийся хореограф наших дней, руководивший балетной труппой Большого с 2004 по 2008 годы, а ныне, увы нам, работающий хореографом в Американском балетном театре) перекроил бальзаковский сюжет и поставил удивительно смыслоёмкую хореографию так, что весь дух гениальной трилогии передается в двух с половиной часах балета. Либретто пересказывать не стану, заинтересовавшиеся могут прочесть его .
Хореография Ратманского исключительно сложна, особенно для мужских партий. Казалось бы, нет здесь витиеватых классических па, однако от танцовщиков требуется исполнять множество «мелких движений», изматывающих связки и мышцы. Леонид Десятников специально по заказу Большого (в кои-то веки!) написал оригинальную партитуру, и, скажу я вам, музыка на редкость свежа и проникновенна и, несмотря на всю ее многослойную сложность, уже полгода не желает покидать моих ушей.
Ратманский вводит в балет своего тройственного героя. Премьер Парижской оперы, Джеймс во вставке из «Сильфиды» и Разбойник, исполняемые одним танцовщиком, связывают весь балет, гениальным образом компенсируя отсутствие в спектакле Жака Коллена. Как именно это сделано, не берусь даже описать — надо смотреть спектакль!
Перескажу лишь центральную задумку. Люсьен (в спектакле он не поэт, а композитор) пишет партитуру «Сильфиды», премьера которой проходит с большим успехом. Во время этой премьеры в образе Джеймса (главного героя «Сильфиды») Люсьен видит как бы идеализированного себя. Он присоединяется к танцующим Джеймсу и Сильфиде, но так, что зритель понимает, что действие проворачивается как бы в мыслях Люсьена — Джеймс и Сльфида полностью поглощены друг другом, не замечают незримого присутствия автора и в то же время Джеймс всякий раз словно уводит у Люсьена свою Сильфиду - его Корали. Затем происходит диалог Люсьена с Джеймсом. При этом их танец строго зеркален: они то сближаются, то отталкиваются, и в итоге возникает эффект тени, но тени — не темной стороны сознания Люсьена, а напротив — отражения самых чистых его помыслов.
В финале те же Джеймс и Сильфида появятся вновь за полупрозрачным занавесом, иллюстрируя собою осколки "иллюзий" Люсьена. Эта сцена неимоверно берет за душу, особенно если оба танцовщика двигаются синхронно в тот момент, когда Люсьен бежит с протянутой рукой к ускользающей Сильфиде-Корали вслед за Джеймсом (и вновь цели достигает один лишь Джеймс).
Чтобы правильно станцевать такие сюжеты, артисты должны быть тщательно подобраны по фактуре и по характеру. Мало того, что к ним предъявляются высокие хореографические требования, — их мимика, пластика, взгляды должны передавать тонкие нюансы драматургии балета.
Именно такими я увидел их на премьере «УИ» прошлой весной. Тогда Люсьена танцевал , а тройственного героя — . Ребята отлично взаимодействовали на сцене, диалог их в «Сильфиде» четко читался, и зритель хорошо переваривал непростое для восприятия действо.
Слава всегда будил во мне интерес своим безукоризненным исполнением самых трудных хореографических элементов. Его танец приковывает взгляд своими амплитудами, порывистой стремительностью, безупречными позициями и выраженной маскулинностью. Однако Славины внешность и фактура диссонировали в моем сознании с бальзаковским Люсьеном и, честно говоря, на спектакль я шел в некотором сомнении. И вот, лишний раз убедился, что не стоит заранее себя настраивать, опираясь лишь на свой предыдущий зрительский опыт — меню из давно переваренных блюд, приготовленных и сервированных кем-то другим по его личному разумению и вкусу. Сковывая свое восприятие предубеждением, мы лишаемся шанса открыть для себя новую грань актера, фиксируем его в прокрустовом ложе сложившегося в нашем представлении амплуа. В итоге же могу засвидетельствовать, что Слава блестяще проговорил не только хореографический текст спектакля, придав ему оттенок собственной личности, но и тонко передал драматургическую составляющую своего образа.
То ли оттого, что Настю/Корали он любит не только по сюжету спектакля, но и в жизни (ребята женаты), Слава несколько модифицировал роль, смягчив предательство своего героя. Будучи исключительно скромным человеком в жизни, он и на сцене создает образ застенчивого юноши. По сюжету ему требовалось перевоплотиться во втором действии из робкого поэта в парвеню с небрежными жестами и налетом новоприобретенной напыщенности. Однако Слава оставался собой до конца и это ничуть не повредило спектаклю. Своей мимикой и пластикой он мастерски изображал сомнения, не отпускавшие Люсьена ни на минуту. Душа его так и не заскорузнет окончательно, и даже в своей измене Корали он предстает на суд зрителя скорее жертвой непреоборимых обстоятельств.
Не менее, если не более, поразила меня сегодня и Анастасия Сташкевич. Ну не ожидал я от юной танцовщицы такого зрелого актерского мастерства! Настолько ее амплуа инженю уже замылило глаз, что я даже не представлял, на что способна эта хрупкая девушка. С какой драматической мощью передавалось зрителю горе и отчаяние её героини! Как она неволилась, изламывалась под уговорами Камюзо! Да всего и не перечислить — целый калейдоскоп образов и чувств.
Хорош был и тройственный герой в исполнении Андрея Болотина. Не могу назвать себя его поклонником, но на сегодняшнем спектакле впечатлил, отлично справился со всеми тремя партиями.
Молодцы, ребята!
Слава Лопатин и Настя Сташкевич в "Монологах о себе" на Культуре:
Либретто В. Дмитриева. Балетмейстер Р. Захаров.
Действующие лица
Корали, балерина «Гранд-Опера». Флорина, балерина «Гранд-Опера». Камюзо, банкир, покровитель Корали. Герцог, покровитель Флорины. Люсьен, молодой композитор. Директор «Гранд-Опера». Балетмейстер театра. Премьер, итальянский танцовщик. Режиссеры театра. Щеголи. Дирижер театра. Жюли. Танцовщицы, изображающие богинь: Венеру, Диану, Афродиту. Товарищи Люсьена: поэт Пьер, художник, скульптор. Берениса, служанка Коралл, Король клаки. Щеголи, балетоманы, клакеры, журналисты, артисты и артистки балета.
Действие происходит в Париже в 30-е годы XIX века
Утренний Париж. Площадь перед театром «Гранд-Опера» живет своей повседневной жизнью - открываются магазины, парижане спешат на работу, прогуливаются...
На площади появляется группа молодых людей, среди которых начинающий композитор Люсьен. В сопровождении друзей он направляется к театру. Бережно прижимая к груди ноты, Люсьен полон надежд, мечтает о постановке на сцене прославленного театра своих сочинений. Не сразу решаясь переступить заветный порог, с волнением следит он за появляющимися в дверях театра актерами. Наконец Люсьен открывает желанную дверь и входит в театр.
Действие первое
Картина первая. Артистическое фойе «Гранд-Опера». Идет урок. Кордебалет и солистки под руководством балетмейстера проделывают экзерсисы. К концу занятий в репетиционное фойе входит группа балетоманов - меценатов, репортеров, жуиров. Они чувствуют себя здесь хозяевами, дающими искусству средства к существованию, «заказчиками», определяющими его тон и направление. Среди завсегдатаев - банкир Камюзо, финансирующий театр, и герцог, покровитель искусств и светский бонвиван. Они сопровождают премьерш театра, Корали и Флорину, представляя как бы две соперничающие внутри театра партии: Камюзо содержит «звезду» балета Корали, герцог поддерживает Флорину, ее соперницу.
С появлением главных покровителей театра и солисток труппы начинается репетиция. Приезжий знаменитый итальянский танцовщик исполняет сольную вариацию, за которой следует эпизод-пантомима «Парис и три богини».
В перерыве между репетициями в зал несмело входит Люсьен. Под любопытными и недоверчивыми взглядами присутствующих смущенный молодой композитор теряется. Его усаживают за рояль и предлагают исполнить свое сочинение. Люсьен начинает играть - сначала робко, затем все более увлеченно. Но его музыка - страстная, полная романтической устремленности - оказывается чуждой слушателям. Группы гостей и танцовщиков, окружившие было композитора, расходятся. Люсьен не замечает этого и с вдохновением заканчивает исполнение. Только теперь он видит, что его никто не слушает. Становится ясно, что исход испытания предрешен - ведь директор театра прислушивается к мнению всемогущих покровителей. Надежды Люсьена рушатся. Отчаявшийся, упавший духом, он уже готов уйти, но его останавливает Корали. Ее глубоко взволновала музыка молодого композитора, покорила своей искренностью и благородством. Пользуясь своим влиянием на Камюзо и директора, Корали добивается заказа для Люсьена: ему поручают написать музыку к балету «Сильфида», создаваемому специально для Корали.
Картина вторая. В мансарде Люсьена. Он за роялем, вдохновенно работает над сочинением балета. В момент импровизации в комнату входит Корали. Увлеченный своим замыслом, композитор заражает энтузиазмом танцовщицу, и они вместе начинают искать образы будущего балета. Духовная близость рождает пока неосознанное чувство взаимного влечения.
В разгар работы в мансарде появляется банкир Камюзо. Раздосадованный затянувшимся визитом Корали, он уводит ее с собой. Но Люсьен не огорчен: он слишком поглощен своим творчеством. Найдена главная тема балета, наконец-то обретен женский образ, воплощающий его мечту. Люсьен отдается мыслям о том, какой блестящий успех ждет его сочинение.
Картина третья. Афиши на парижских улицах извещают о премьере балета «Сильфида». В театр съезжается публика. Закулисные дельцы занимаются своими махинациями. Король клаки торгуется с «покровителями» талантов - от него во многом зависит успех или провал премьеры. Герцог, по наущению Флорины, сговаривается с клакой о том, чтобы освистать новое произведение, его авторов и исполнителей.
Начинается спектакль. Балет открывается полетом сильфид - они словно видимые образы звучащей музыки. Их танец прерывается появлением человека - это путник-романтик, бегущий от жизни, ищущий счастья. Сильфиды при его приближении разлетаются, но одну из них юноша успевает поймать. Развертывается романтическая сцена любовного объяснения, окрашенного в элегические тона: разлука неизбежна. Сильфида должна исчезнуть - ей недоступна земная любовь. Как легко ускользающая мечта, она улетает. Юноша предается отчаянию...
Успех балета Люсьена огромен. Несмотря на попытки герцога и подкупленной части завсегдатаев высмеять «Сильфиду», все рукоплещут молодому автору и Силь-фиде-Корали. Флорина полна зависти, и герцог предпринимает еще один шаг против новой постановки - заказывает одному из услужливых журналистов разгромную рецензию.
Между сторонниками и противниками спектакля происходит стычка. Клака неистовствует, но молодежь восторженно подхватывает счастливых Люсьена и Корали на руки и выносит из театра. Камюзо озадачен: Корали не осталась с ним. Флорина и герцог зовут его с собой.
Действие второе
Картина первая. Корали в своей комнате. Вбегает радостный Люсьен. Успех «Сильфиды» принес им не только славу, но и любовь. Счастье влюбленных было бы полным, если бы обстановка в доме Корали не напоминала о том, что все здесь принадлежит ее покровителю банкиру, что она несвободна. Внезапно слышатся шаги Камюзо. Он не должен видеть Люсьена, и Корали прячет возлюбленного.
Банкир, довольный успехом Корали, готов на все, чтобы угодить ей. Он рисует перед ней заманчивые перспективы - новая квартира, экипаж, туалеты. Вдруг Камюзо видит цилиндр, забытый на столе Люсьеном. Напрасно Корали старается выдать его за часть своего концертного костюма: надетый на голову, цилиндр соскальзывает со лба и целиком закрывает лицо танцовщицы. Камюзо требует объяснений. Корали, не желая больше лгать, выводит Люсьена из укрытия и открыто говорит о своей любви к нему. Камюзо остается только уйти. Однако банкир уверен, что жизнь снова отдаст Корали в его руки.
Корали и Люсьен счастливы: словно гора свалилась с плеч - они свободны. Появляются их молодые друзья: художники, поэты, музыканты - артистическая богема Парижа. Шумно и радостно празднуется успех балета. Автору и исполнительнице преподносятся памятные дары - стихи, оды, портреты. Люсьен импровизирует. В разгар веселья появляются герцог и Флорина. Герцог пришел лично пригласить композитора к себе на маскарад. Правда, держится он сухо. Но Люсьен упоен новыми для него знаками внимания и не скрывает своего восторга. С уходом герцога веселье вспыхивает с новой силой.
Картина вторая. Костюмированный бал у герцога. Среди танцующих - группа заговорщиков: Камюзо, герцог и Флорина. Последняя - не без умысла - в костюме Сильфиды и в маске. Недавно соперничавших покровителей объединило желание подчинить композитора своей воле, сделать его послушной пешкой. Замысел заговора прост: завлечь юношу, ослепить его блеском славы и денег и заставить написать балет для Флорины.
На балу появляется Люсьен. Он неузнаваемо изменился - черный фрак, белые перчатки, небрежные жесты и лихорадочное возбуждение. Люсьен сразу попадает в вихрь серпантина и конфетти, и в угарном маскарадном веселье,
среди красивых женщин и нарядных мужчин, юноша теряет голову. Вот он, увлеченный незнакомкой в костюме Сильфиды, настойчиво преследует ее. Сорвав с нее маску, Лю-сьен поддается обаянию молодой женщины.
По приглашению герцога молодой человек садится за карточный стол. Люсьен играет, и все подстроено так, что удача сопутствует ему. Раз за разом около него растет гора золота, и сила незнакомых страстей опьяняет его. Наконец свершилось желанное: Париж у его ног; деньги, женщины, слава - все принадлежит ему. В момент высшего напряжения игры на карточном столе появляется танцовщица. Это Флорина. В четких ритмах, зажигательно исполняет она модный танец качучу. Обольстительная страстность головокружительного танца Флорины окончательно покоряет юношу, и он падает к ее ногам.
Заговор удался, Люсьен во власти Флорины, и герцог не может скрыть своего удовлетворения.
Картина третья. Корали в своей комнате. Возвратившись из театра, она не застает Люсьена. Его длительное отсутствие вызывает беспокойство Корали, ее охватывают тревожные предчувствия. Друзья Люсьена, пришедшие их навестить, напрасно стараются утешить и развеселить Корали.
Вскоре приходит Люсьен, но он не один - с ним герцог. Люсьен находится в крайне возбужденном состоянии. Пригоршнями выгребает он из карманов золото - свой выигрыш. Теперь удача, счастье, признание, любовь должны сопутствовать ему в жизни всегда. Опьяненный успехом и вином, он не замечает печали и тревоги подруги. Внезапно появляется Флорина и легко уводит Люсьена за собой.
Ухбд Люсьена переживается Корали как духовная смерть, как утрата прекрасных иллюзий жизни. Корали замечает оставленное Люсьеном на столе золото. Это вы- i зывает у нее взрыв отчаяния, оскорбленного самолюбия.^ Она швыряет монеты в окно, неистовствует. Друзья, невольные свидетели драматической сцены, тщетно пытаются успокоить ее.
Служанка выпроваживает гостей, но на смену им является Камюзо. Корали гонит его, но он предъявляет свои права: все в комнате принадлежит ему. Доведенная до исступления, Корали начинает бить и сокрушать окружающие ее предметы. Камюзо уходит торжествующий, уверенный в том, что он остается хозяином положения.
Взрыв отчаяния сменяется оцепенением. Корали с грустью смотрит на медальон с портретом Люсьена и прощается со своим возлюбленным, с надеждой на счастье.
Действие третье
Картина первая. Комната Флорины. Люсьен у ее ног, но в каждом его движении сквозит разочарование и угнетенность. Как будто достигнув желаемого, он потерял свободу и творческую независимость. Герцог и директор театра заказали ему балет для Флорины, и балерина заставляет Люсьена приступить к работе.
Молодой композитор за роялем пытается импровизировать, но его импровизации сразу же отвергаются - сначала Флориной, а затем и герцогом. Им нужен покорный сочинитель банальных бойких мотивчиков, необходимых для эффектного, но пустого балета о танцовщице, покорившей своим талантом разбойников. Флорина и герцог вульгаризируют мелодии Люсьена. Негодующий композитор пытается уйти, но Флорина, пуская в ход свою власть над ним, заставляет его вернуться. Сдаваясь, Люсьен возобновляет импровизацию и, уступая настояниям заказчиков, пишет требуемую музыку. Незаметно для себя юноша перестает быть творцом и превращается в ремесленника.
Картина вторая. В театре «Гранд-Опера» идет премьера нового балета Люсьена «В горах Богемии», написанного им уже для Флорины. В балете торжествуют банальность и формализм.
Сцена представляет собой ущелье в горах Богемии. Разбойники с пистолетами в руках ожидают проезжих на большой дороге. Появляется карета, в которой едет балерина (Флорина) со своей служанкой. Разбойники останавливают карету и угрожают путешественникам смертью, но чары балерины укрощают их. В то время как они пляшут вокруг нее, является полиция, вызванная расторопной служанкой.
Зрители в восторге от Флорины. Особенно им понравилась воинственная полька, написанная Люсьеном на мотивчик, заказанный Флориной. Все рукоплещут балерине. Люсьен - в толпе поздравляющих. Однако его оттесняют в сторону, и он остается в одиночестве. К Люсьену подходит Камюзо и, иронически-любезно раскланиваясь, сует в руки композитора деньги.
Отрезвевший юноша вдруг отчетливо осознает степень своего падения как художника и человека. Друзья, отвернувшиеся от него, насмешливо насвистывают пошлые темы из его нового балета. В ужасе от свершенного им предательства Люсьен убегает из театра.
Картина третья. Набережная Сены в густом тумане. Сюда прибежал Люсьен с мыслью о самоубийстве. Но умереть не хватает сил. В смятенном сознании юноши возникает образ Корали - единственного человека, искренне любившего его. Вернуться к ней, вернуть себя, искупив свое предательство,- с такими мыслями он устремляется к Корали.
Картина четвертая. У Корали. Комната балерины пуста - все вещи распроданы за долги. Корали складывает свои театральные костюмы. При виде костюма Сильфиды ее охватывают воспоминания о надеждах и радужных иллюзиях, утраченных навсегда. Со вздохом прячет она тунику в картонку.
В комнату уверенным шагом входит Камюзо. Он делает вид, что все забыл и пришел отговорить Корали от безрассудной поездки в неизвестность. Как опытный делец он рассчитал верно. Корали уже безразлична к своей судьбе: смерть или возвращение к Камюзо - в этом для нее теперь нет никакой разницы. Она уходит с Камюзо.
В опустевшую комнату вбегает Люсьен, но поздно. Корали нет. Лишь на полу он замечает упавшие крылышки от костюма Сильфиды. И Люсьен с болью осознает, что утраченные иллюзии никогда не вернутся.